статистикой, фотографированием последствий погромов, докладами и сообщениями уполномоченных с мест событий, наблюдениями и непосредственными интерпретациями ситуаций, складывавшихся после погромов. Собранные материалы составили обширную коллекцию о погромах. Входящие в нее многочисленные опросы представляют собой один из первых проектов по устной истории, связанных с темой этнического насилия. В ходе Гражданской войны эта коллекция документов постоянно пополнялась официальными материалами властей, действовавших в регионах, в первую очередь советских органов, непосредственно занимавшихся помощью пострадавшему населению, и превратилась в уникальное собрание документов по этническому насилию.

Документы, приведенные в сборнике и являющиеся частью этого собрания, позволяют подойти к пониманию психосоциального климата Гражданской войны и тем самым уяснить истоки появления погромного насилия 1918-1922 гг.^[5] Они раскрывают феномен погрома, особенности и природу погромов в отдельных регионах, объясняют появление новых мифов, которые пришли на смену наветам XIX в., а также свидетельствуют о мотивациях участия в них различных военно-политических и общественных сил и слоев, уточняют круг исполнителей и т.д.

Драматичная история погромов Гражданской войны неоднократно привлекала внимание историков, в основном непосредственно после ее завершения^[6]. На долгие десятилетия «архивы погромов» были закрыты в СССР, а на Западе эта тема в 1930-е гг. вытеснялась из общественного сознания, а затем была заслонена необходимостью осмысления большого этнического террора — Холокоста: только после его изучения можно было перейти к анализу промежуточных форм насилия, каковыми являлись погромы Гражданской войны. В последнее десятилетие в исторической науке наметился нарастающий интерес к этой теме^[7]. В то же время все явственнее ощущается необходимость расширения документальной базы для проведения разработок в данной области.

Задачам введения в научный оборот значительного массива документальных материалов о погромах 1918-1922 гг. служит эта публикация.

Массовый характер погромов.

Погромы 1918-1922 гг. не имели аналогов в предыдущей европейской истории по огромному охвату территории, высокой плотности их распределения, числу жертв и участников, разнообразию применявшихся методов насилия, которые в ряде случаев превращались в акции армейских подразделений по зачистке территории от еврейского населения, а также по появлению случаев их идеологического обоснования.

Известный философ и политолог Х. Арендт, характеризуя тоталитарное насилие XX в., выделяла такие его черты как массовость, идеологизация, технологизация уничтожения жертв^[8]. С этой точки зрения погромы Гражданской войны представляют собой переходную форму от локализованных в пространстве и времени, религиозно мотивировавшихся актов этнического насилия XIX — начала XX в. в Европе к тем массовым его проявлениям в XX в., о которых пишет Арендт.

Публикуемые в сборнике документы показывают, что погромы в 1918-1922 гг. происходили во всех украинских и белорусских губерниях бывшей Российской империи, в ряде районов европейской части России (с учетом сложившегося на тот период территориального деления). Отличительной чертой погромов этого периода явилось то, что они вышли за те географические рамки, в которых происходили погромы 1880-х и 1905-1907 гг.; увеличилась территория, непосредственно охваченная погромами: их новые масштабы соответствовали грандиозности Гражданской войны.

Отличительной особенностью погромов XIX в. (по типологизации к ним можно отнести и погромы 1905-1907 гг.) по сравнению с погромами Гражданской войны являлась их кратковременность, скоротечность. В то же время характерной чертой погромов 1918-1922 гг. была, по словам современника событий и одного из первых публикаторов документов, писателя С. Гусева-Оренбургского, их непрерывность: «Это было сплошное непрерывное бедствие», когда «город или местечко в течение недель или месяцев находилось в состоянии погрома, или когда данный пункт поочередно громился каждой входящей в него попеременно неприятельской стороной...»^[9]. Известные еврейские историки С. Дубнов и И. Чериковер при их описании пользовались понятием «погромное движение»^[10].

В свою очередь, события в Белоруссии современники характеризовали как «эпопею погромов»^[11]. Там погромы распределялись не столь плотно по времени, как на Украине, а условно подразделялись на три этапа: период «сплошных погромов» относился к польской оккупации 1919-1920 гг., главным образом ко времени отступления польской армии^[12]; «эпидемия» грабежей, массовых убийств и насилия характеризовала период вторжения в октябре-ноябре 1920 г. на территорию советской Белоруссии из Польши отрядов С. Булак-Балаховича — Б. Савинкова; «разгул бандитизма погромного характера» относился к периоду 1921 г.^[13]

Одним из показателей массового характера погромов Гражданской войны явилась плотность распределения их по местности. Погромами этого периода были охвачены практически все виды населенных пунктов и местностей, транспортные магистрали: губернские, уездные, волостные города; местечки, села, деревни, земледельческие колонии, населенные пункты при железнодорожных станциях; сами железные дороги, речной транспорт; леса, поля, дороги, по обочинам которых евреи прятались и по которым происходил их исход из погромленных мест. Однако характерной чертой погромов этого периода, в отличие от XIX в., являлся их преимущественно сельский характер.

Во всех этих местах погромы были направлены не только против самого еврейского населения, но и против мест его проживания: квартиры со всем их содержимым, еврейские кварталы, сами местечки и т.д. разграблялись, разорялись, а затем целиком или частично сжигались. Так, например, м. Юстинград (Соколовка) Киевской губернии было сожжено в 1919 г. со всей еврейской собственностью: в огне погибло 400 домов, принадлежавших евреям, 140 магазинов, паровая мельница, 6 кожевенных производств, 3 завода сельтерских вод, ссудно-сберегательное товарищество, 6 синагог, 2 бани^[14]. Аналогичная судьба постигла м. Степанцы Каневского уезда Киевской губернии, где (по анкете на 1921 г.) часть еврейских домов была сожжена, а часть — так “изруинирована”, что не подлежала восстановлению; остатки жилья растаскивались местными крестьянами: “даже дверцы от печей, окна, двери вынимались, ворота уносили, все предавалось уничтожению”^[15].

В мартирологе погибших местечек на Украине выделяются такие, как м. Кублич