подносит костлявый палец ко рту, чтобы остановить Адель от дальнейших слов.
― Если конечно никто не перенесет отсюда его кости.
Они обе разражаются пронзительным заливистым смехом.
― Хорошо, что шериф не поймал его.
Адель пытается приобнять меня, положив руку на мою спину, и я снова ощущаю себя заключенным в клетку. Меня пробирает дрожь и я плачу.
― Хорошо, что он не был повешен на дереве, ― добавляет Катрина, ― иначе…
― Мы бы не смогли преследовать его, мучать и любить вечно…
Они берут меня за руку и поднимают за собой в воздух, и мы втроем летим через каньон, то взмывая ввысь, то вновь опускаясь, так стремительно, что все плывет перед глазами. Я не могу перестать плакать.
― Разве это не весело? Разве я не говорила, что это будет круто? ― спрашивает Катрина.
― Это да! ― отвечает Адель. ― Разве это не чудесно, любовь моя?
Но я не могу говорить. Осознание ужаса произошедшего лишает меня дара речи. Все, на что я способен, это кричать и выть, и мой голос эхом гуляет с одного конца каньона в другой.
Я всего лишь один из призраков в Лесу Мертвецов.
И два человека, которых я по-настоящему любил, две мои милые мертвые девушки, будут мучать меня здесь. Изо дня в день.
Вечно.
Глава 9
Звон в моих ушах не прекращается ― еще одно небольшое дополнение к списку мучений моего загробного существования. На несколько мгновений я сбежал от моих драгоценных мертвых девочек и теперь прячусь от них в лесу, укрывшись за колючими кустарниками. Прямо сейчас мои девочки парят над каньоном. Их голоса эхом раздаются по округе, они настолько пронзительные, что я сомневаюсь, что живые могут улавливать этот ультразвук.
Но он вполне может разбудить мертвого.
Я смеюсь про себя над собственной шуткой, а потом замираю, опасаясь, что случайно издам звук, который приведет моих мучительниц ко мне.
Такова теперь суть моего существования. Прятаться в страхе. Изо всех сил стараться оставаться незамеченным. Желать снова стать человеком.
Боюсь, что это желание никогда не покинет меня. Вряд ли я смогу забыть чувство удовлетворения от вкусной еды и хорошего вина, а также от моментов, проведенных в объятиях…
Мне приходится остановить себя. Не хочу вспоминать те времена, когда Катрина и Адель еще были милыми и соблазнительными созданиями.
Вместо этого я изучаю свое окружение. Это чудесный лес, несмотря на то, что это Лес Мертвецов ― злое место, которое может захватить вашу душу, навеки сделав своим пленником. У проклятия этого места есть истоки, но мне пока неизвестно о них.
Катрина знает все тайны этого места. Я не сомневаюсь. Она стремилась к тому, чтобы я умер здесь и очутился в ловушке, чтобы она могла измываться надо мной.
Тени играют на поляне, когда лучи солнца просачиваются сквозь кружево дубовых ветвей и листвы. Когда один из солнечных лучей касается меня, я ловлю себя на масли, что вновь ощущаю себя наполненным. Катрина частенько останавливалась, упиваясь солнечным светом, словно это было что-то типа целебных ванн, после которых она чувствовала себя сильнее и счастливее.
Это место пропитано магией, я уверен в этом.
Я больше никого не встречал в этом лесу — ни вурдалаков, ни троллей, ни фей, — но здесь явно есть что-то потустороннее. Что бы это ни было, но по ночам оно словно поет, подобно хору голосов, зовущих к себе.
Адель не обращает на это внимания.
А Катрина оживляется, словно в этом пении таится ее спасение. Порой мне кажется, что она даже различает слова. Мне же все это кажется тарабарщиной, набором слогов из какого-то древнего языка, а может и вовсе вымышленного. Возможно, на один из высоких утесов приходит какой-то безумец, который поет своей музе на языке, который понятен лишь им двоим.
Я воображаю, что он великан, и как только он заканчивает свою песню, он раздосадованно уходит, чтобы уничтожать целые деревни и пожирать маленьких детей.
Я даже представить не мог, что после смерти рядом со мной будут рыскать какие-то зловещие твари.
― Вот ты где.
Я вздрагиваю. Это голос моей темноволосой возлюбленной. Катрина смотрит на меня сверху вниз, словно не понимая, от чего я прячусь.
― Ты совсем зачахнешь, если время от времени не будешь летать и кричать, ― говорит она.
Катрина потягивается, широко раскинув свои костлявые руки и запрокинув голову навстречу солнечным лучам. Ее лицо светится от умиротворения, и я ей искренне завидую.
Смерть ей к лицу.
Эта мысль заставляет меня улыбнуться.
― Я рад, что убил тебя, ― говорю я ей.
― Я в курсе. Мне тоже радостно, что ты умер.
Она даже не взглянула на меня, по-прежнему устремляя свой взор в небо. Ее волосы цвета воронова крыла поредели, но благодаря этому ее лицо приобрело какую-то необъяснимую призрачную красоту, чего я раньше не замечал.
― Ты стала еще краше, ― отмечаю я.
― Даже не сомневаюсь. А ты все такой же ужасный, как и всегда. Не могу понять, как я могла в тебя влюбиться.
Я смеюсь. Мой смех звучит подобно раскатам грома: то высоко, то низко. Он эхом разносится по лесу, спугивая стаю ворон, которые разлетаются с деревьев в разные стороны. Их карканье сливается с моим смехом, и вместе это звучит крайне гармонично.
Катрина смотрит на меня, едва сдерживая улыбку.
― Ты истинный кошмар, ― шепчет она.
― Как и ты, любовь моя, ― отвечаю я между приступами смеха, ― как и ты.