тварь начала разбухать, соединяя в одно целое свои временно отделившиеся части, постепенно заполняя собой весь внутренний объём острова, нападая на всех, кто имел неосторожность войти в какую-нибудь пещеру или грот. Похоже, что все они были связаны меж собой узкими проходами, по которым свободно перемещался подземный ужас.

Однако чудовище не совершило ни одного нападения на тех, кто, не прельстившись обманчивыми укрытиями, оставались снаружи. Тварь знала о существовании ещё некоторого количества живых, но не делала ни одной попытки нападения. Неясно было, боится ли она солнечного света, или же обречена никогда не покидать своих пещер. Только ночь могла дать на это ответ, и Шетавос молил Сета, чтобы его первое предположение оказалось ложным. Неясные слухи и древние манускрипты утверждали, что тварь безусловно опасна лишь внутри пещер и не нападает на тех, кто находится снаружи. Но в подобных случаях никогда нельзя быть ни в чём абсолютно уверенным, доверяя свою безопасность одним лишь преданиям и сплетням.

Однако сидеть и покорно ждать своей участи Шетавос тоже не собирался. Толстяк всё глубже продолжал погружаться в сознание монстра, желая проникнуть в его истинную суть. Не являясь особо выдающимся мастером в каком бы то ни было магическом искусстве, он твёрдо помнил одно — жизнь его представляет для него наивеличайшую ценность и потому при малейшей возможности старательно изучал все доступные заклятья, которые можно было бы использовать в качестве любой возможной защиты.

Сейчас это знание оказалось как нельзя уместным. Полностью отключив внешнее зрение, колдун очертил в воздухе подчиняющий знак Сифф и произнёс Слово, которое должно было оградить его от гнева порождений моря. Не самое лучшее средство контроля над неизвестным демоном. Но, тем не менее, это сработало.

Ментальная сфера чудовища на мгновение дрогнула и расплылась, подчиняясь действию знака. Ободрённый первым успехом, Шетавос попытался приказать демону назвать собственное имя, но тот никак не отреагировал на это. Лишь смутный ветерок образов пронёсся в сознании Шетавоса:

Он парит в тёмной океанической бездне, на дне которой вспыхивают и гаснут громадные четырёхлучевые звёзды. Звёзды излучают опасность, от них следует держаться подальше…

…Что-то мелкое, извивающееся проплывает мимо, слишком медленно… Пища… ещё пища… много еды… насыщение…

…Тьма и холод… Во тьме вспыхивают мелкие точки огней…

Внезапно картина изменилась. Выйдя из-под контроля Шетавоса, часть сознания демона вновь отделилась от основной своей части и быстро потекла сквозь узкие трещины на другой конец острова.

Причина отыскалась быстро. Один из тех изгнанников, что предпочли искать спасения в одиночестве, вошёл в небольшой грот, где склонился над находившимся внутри родником, подписав себе тем самым смертный приговор. Демон умел чувствовать нарушителей границ его покоев.

Смерть пришла к человеку прямо из родника, откуда он пил, проглатывая вместе с водой злобную, но пока что ничем себя не проявляющую плоть демона. Человек жадно пил, не замечая опасности.

А затем прозрачный родник выплюнул облако тьмы прямо ему в лицо. Тьма растеклась по нему, охватывая его тело плотным коконом. На этот раз человек даже не успел вздрогнуть, поражённый одновременно изнутри и снаружи. И снова Ше-тавос почувствовал, как бесплотная тварь поглощает вместе с плотью, душу несчастного вора. Колдун содрогнулся от омерзения, однако монстру, по-видимому, были чужды подобные взгляды. Он просто питался.

Подавив в себе острое желание потерять сознание, колдун продолжил исследование чудовища. По всей вероятности, разумом оно не обладало. Из сознания твари Шетавос смог извлечь лишь одну и ту же повторяющуюся картину — всплытие из подводного лабиринта пещер, пища, что сама лезла в рот, пища, приходящая чуть позже, погружение, сон, всплытие… И так без конца. Ни единого осмысленного слова, лишь образы каменных лабиринтов и глупой, мягкой пищи.

Только один или два раза в сознании демона мелькнуло нечто, непохожее на предыдущие картины.

…Человек с головой дракона, стоявший, по всей видимости, на вершине Клыка Теней. Человек-дракон произносит слова. Каждое из них впивается в плоть и мысли, заставляет безвольно подчиняться… ограничивает разум… ограничивает свободу… Слова падают вниз, прожигая Клык до самого основания, там, где он вырастает из морского дна. Слова сливаются в одно целое с древней скалой, и скала становится Словом, а Слово — прочным камнем. Подводные пещеры закрываются каменными пастями, навеки отрезая от моря обитателя Клыка. Отныне его дом — мрачные пещеры, медленно отравляемые его собственными отбросами. И в довершение всего — лишение памяти. Долгая жизнь без возможности вернуться в просторы океана, обильного мягкой, глупой пищей — печальный удел бывшего владыки здешних вод. И вновь образ верхушки Клыка, в которую впечатаны древние Слова, а затем боль… боль…

Шетавос поспешно вышел из сознания владыки острова, возвращаясь в реальный мир. Болела голова. Фантастические рассказы моряков и старые легенды, похоже, не были вымыслом.

Тысячелетия назад под волнами океана обитала разумная раса. Потомки её, связавшие свою судьбу с человеческим родом до сих пор заселяют прибрежные воды Зонгульского архипелага. В редких рукописях и устных преданиях, чудом уцелевших с того времени, рассказывалось о смелых опытах слуг Великого Дагона. Один из таких опытов открыл дорогу на землю чудовищной твари, жившей за пределами пространства, по слухам — чуть ли не с самой родины Старых Богов.

Демону пришлись по вкусу души и плоть глубоководных жителей. Избавиться от неведомого ужаса оказалось стократ труднее, чем призвать его в мир. Глубоководные поплатились за эту неосторожность жизнью целой расы.

Изгнать демона в его родные пределы не получилось, даже призвав на помощь неизмеримую мощь самого Великого Дагона. С помощью запретных чудовищных заклятий и неисчислимых жертв, чуждая тварь была навсегда лишена физического тела, но душа его уже была неразрывно связана с приютившим её земным миром.

Оставался только один выход. Уцелевшие слуги Дагона ценой собственных бессмертных душ навечно запечатали чуждого демона в одинокой океанской скале, дабы тот не мог вновь вырваться на волю в поиске новых жертв.

Так гласила легенда.

Демон был запечатан в лабиринте, но вход в этот лабиринт оставался открытым для людей. Именно поэтому одинокий остров и был выбран местом устрашающих казней. Конечно, изгнанник, не прельстившийся сомнительным