рассмотрения вопроса.

- О, даже слишком, — заверил Забжеский, зажигая новую папиросу.

Тем временем поезд тронулся в дальнейший путь. Перед глазами путников начали вырисовываться первые контуры гор.

- Предполагаю, — начал разговор супруг Стахи, — что то ненормальное состояние, о котором пан говорил, не связано с полным сознанием данной личности.

- Естественно, как вообще при каждом, даже частичном расщеплении сознания.

- Значит, здесь имеет место некоторое расщепление?

В вопросе Лунинского точно дрожал тон неуверенности.

- Ну да, это совершенно ясно, — намеренно поддержал свое высказывание Забжеский. — Представьте себе, что кто-то, кем овладела какая-то исключительная мысль, "набирается смелости", простите, "на слежение".

Лунинский трудно оперся рукой о раму окна и, поднявшись с места, наклонился, лицом к лицу противника. В его глазах, только что задумчивых, теперь таился страх перед чем-то неизвестным и, словно приглушенный, гнев.

- "На слежение", — сказал пан? Какое же это "слежение" пан имел в виду?

Забжеский вынужденно улыбнулся:

- Не знаю. Ведь мы говорим только общими фразами: теоретизируем. Это зависит от содержания мысли конкретного индивидуума.

- Так, — облегченно вздохнул Лунинский. – Прошу прощения, счёл это слишком личным. Но у пана такой внушающий способ изложения своих взглядов и говорит пан столь выразительным стилем...

- Ну, извините, пан инспектор, — успокаивал его полунасмешливо-полузагадочно улыбающийся соперник. — Могу только гордиться произведенным впечатлением.

Затянулся дымом из папиросы и, опустив раму окна, выбросил окурок. Ситуация начинала становиться забавной. Развлекала его эта игра в прятки с ничего не подозревающим противником. Он чувствовал злобную радость от мысли, что сейчас безнаказанно играет с этим человеком, с которым должна делить любовь Стаха. Вся привлекательность забавы заключалась именно в том, что мог в любой момент, как улитка, втянуть в себя слишком нагло выставленные рога, чтобы через некоторое время вновь уколоть противника отравленным жалом предположений. А тот словно специально подставлял себя под все новые удары.

- А какую цель может иметь этот шпионаж? — продолжал поддерживать тему.

- Слежение, — улыбаясь, вежливо поправил его Забжеский.

- Не в названии дело. Итак, по мнению пана, какая причина может оказаться у такой психической слежки?

- Это зависит от обстоятельств, которые её вызвали. Может, кто-то хочет напасть на след врага, или наблюдать за поведением персоны, которая его особенно интересует, или...

Здесь заколебался, не уверенный, резать сразу, или оставить на потом.

- Или что? — настаивал Лунинский.

- Или предостеречь кого-то своевременно, или пригрозить ему.

- И каким это образом?

- Способы бывают разные, — медленно продолжал становящийся всё более спокойным Забжеский. — Можно разбудить в ком-либо глухое, неопределенное предчувствие чего-то угрожающего, или, если это не даст результата, вызвать мгновенную иллюзию или моментальное видение посредством третьего лица.

- Не понимаю.

- Можно на миг наложить свою маску на чужое лицо и таким образом появиться перед тем, в ком есть сильная заинтересованность.

Противник побледнел как полотно.

- Разве что-то такое возможно? — прошептал, вытирая дрожащей ладонью лоб.

- В полной мере, — заверил Забжеский. — При этом, весь этот процесс может происходить целиком подсознательно: следящий может ничего не знать о своем психическом поступке. Однако, цели своей достиг: предупредил, пригрозил или напугал.

Лунинский вперил блуждающий взгляд в лицо любовника своей жены.

- Откуда пан может обо всем этом знать? — шептал, едва в сознании. — Пан рассказывает такие странные и такие интересные для меня вещи ... Иногда мне кажется, что пан пробуждает дремлющих во мне сонных призраков, приводит их в сознание, оживляет, вливает в них артериальную кровь ... еще минута ... минута — и облачатся телесной плотью.

Он провел рукой по лбу, на котором появились глубокие, болезненные борозды. Какая-то досадная мысль мучила и пыталась достучаться до сознания.

Забжеский осторожно приложил холодный острый ланцет к слабой еще ткани смысла и уничтожил опасный зародыш сомнений.

- Я по специальности — психиатр, — соврал без заикания, — вопросы, которые мы рассматриваем, естественным образом должны меня интересовать. Довольно много читал в этой области. При этом ежедневная практика в этом направлении позволяет повысить моё мастерство. Рутина, пан инспектор, рутина специалиста.

- Необычная встреча, — произнёс вполголоса, словно обращаясь к себе, Лунинский.

Разговор прервало появление кондуктора. Заметив высшего по чину, приличествующим образом поклонился, а затем, немного удивленный, обратился к гражданскому гостю:

- Господин не вышел в Тульчине?

- Господин доктор, — выручил его Лунинский, — едет дальше, во Вренбы, и хочет доплатить.

- Все в порядке, — ответил Стогрин, прикладывая руку к шапке, — сейчас сделаю расчет и выдам билет.

Через несколько минут снова были одни. Инспектор снял плащ и расстегнул несколько пуговиц облегающей форменной куртки.

- Жарко здесь, как в бане, — оправдывался, наклоняя лицо к окну, чтобы зачерпнуть воздух.

- Действительно, — согласился его спутник. — Может, лучше было ехать в штатском: мундир слишком ограничивает свободу движений.

- К сожалению, не мог иначе: еду по делам учреждения.

- Ах, да.

- Досадная миссия, — пояснил, — должен быть арбитром в деле опасного саботажа, который имел место вчера близ Лешно.

- Действительно, неприятная история.

- Тем более, что за главным исполнителем стоят, похоже, несколько других, причем — одни железнодорожники. Среди работников станции слишком неблагосклонное настроение к властям.

- Надо быть осторожным, — заметил Забжеский.

Тот улыбнулся:

- Ничего, справимся. Но осторожность не помешает. На всякий случай взял с собой оружие. Может господин хочет увидеть вблизи эту игрушку?

И вынув из кобуры хорошо инкрустированный старинный пистолет с коротким стволом^[63], подал его для обозрения.

- Роскошное оружие! — искренне похвалил соперник, принимая пистолет. — Какая работа! Какая отделка!

- Семейная реликвия, — объяснял, довольный похвалой владелец. — Рукоятка, кажется, еще со времен Венской битвы^[64], арматуру мой отец позже обещал переделать.

Забжеский глазом знатока осматривал составные части.

- Настоящая игрушка! — продолжал удивляться. — Какая сказочная облицовка! И с любовью проводил пальцами по грифу^[65] слоновой кости, инкрустированной