волной золотых волос, как венец лежащих на ее прекрасной голове, Афродита подошла к Аресу. Все боги провожали ее любопытными взглядами, ожидая возможной сцены.

  Зевс поспешил опередить события, заметив, как его сын сурово смотрел на Афродиту.

- Арес, готов ли ты начать войну?

  Тот, словно очнувшись, дернул голову, поворачивая ее к Зевсу, руки его опустились вдоль туловища, кулаки сжались.

- Сию минуту?

- О начале я извещу, а пока не трать времени даром: отправляйся-ка ты с Афиной Палладой в мои покои, Я скоро к вам присоединюсь, чтобы обсудить план дей­ствий.

  Боги расходились после собрания с разными настрое­ниями и чувствами. Каждый из них знал, что ослушать­ся Зевса для них означало приблизительно то же, что исчезнуть с Олимпа в небытие.

  Погруженный в мрачные раздумья возвращался к себе домой бог Гермес, пытаясь вникнуть в суть происхо­дящего. Когда-то он изобрел меры, числа, азбуку и обу­чил всему этому людей. Его старания не были напрасными: люди оказались способными учениками, они не только и по сей день пользовались полученными от него знаниями, но и постоянно их развивали и совершенство­вали. Гермес редко задавал себе вопрос: нужно ли было это делать? Он получал моральное удовлетворение, осознавая, что его появление на Олимпе полезно для людей, которые скорее всего уже забыли о его бесцен­ных деяниях.

  Гермес уже подходил к дому, как его за руку кто-то дернул. Он повернул голову. Рядом с ним стоял Апол­лон. В длинной пышной хламиде, в лавровом венке и с золотой кифарой в руке, он был неотразим.

- Ты собираешься состязаться с кем-либо в музы­ке? - шутя, спросил Гермес.

- Мне нет равных, ты и сам знаешь.

- Знаю. В такое смутное время ты нашел силы предаться пению?

- Что же мне еще остается делать? Слова здесь бессильны. Думаю, музыка на время отвлечет богов от войны.

- А ведь ты это здорово придумал, Аполлон. Как я раньше об этом не догадался, - Гермес обрадовался, словно ребенок. - Надо предложить Зевсу по случаю предстоящей войны устроить пир. Пока боги будут пи­ровать, мы выиграем время.

- Что-то я тебя не совсем понимаю, изворотливый Гермес.

- А все ли ты понимал на собрании богов?

- Не все, положим.

- Вот видишь. А ведь только стоит немного подумать: люди не нуждаются в нашей власти, они не так глупы, как нам кажется.

- Вот ты к чему клонишь, - медленно, с недоверием заметил Аполлон.

- А пир - это то, что сейчас просто необходимо. Я же знаю, что когда ты в сопровождении муз появля­ешься на Олимпе и раздаются звуки твоей кифары и пение муз, замолкает все. Забывает Арес о шуме крова­вых битв, не сверкает молния в руках тучегонителя Зевса, боги забывают раздоры, мир и тишина воцаря­ются на Олимпе. Даже орел Зевса опускает могучие крылья и закрывает зоркие очи, не слышно его грозного клекота, он тихо дремлет на жезле Зевса. В полной тиши торжественно звучат струны твоей кифары.

  Словно завороженный стоял Аполлон. Слова Гермеса так тешили его самолюбие, что ему ничего другого не оставалось, как согласиться с предложением Гермеса.

- Но Зевс разгневается на нас, если узнает... -  ­заволновался Аполлон, - он так неистов в гневе.

- Нам ли бояться гнева Зевса? - Гермес положил руку на плечо Аполлону. - Вспомни, как победил ты ужасного Пифона.

- Посланный Герой, дракон Пифон повсюду пресле­довал мою мать, не давая ей покоя. Лишь только подрос я, с серебряным луком за плечами отправился к жилищу Пифона, чтобы отомстить ему за все зло, которое тот ей причинил. Громадное тело его, покрытое чешуей, изви­валось меж скал бесчисленными кольцами. Скалы и го­ры дрожали от тяжести его тела и сдвигались с места. Поднялся Пифон, могучий, яростный, раскрыл свою ужасную пасть и уже готов был проглотить меня. Тогда раздался звон тетивы моего серебряного лука, как искра сверкнула в воздухе не знающая промаха золотая стре­ла, за ней другая, третья; мои стрелы дождем посыпа­лись на Пифона, и он бездыханно упал на землю.

  Аполлон так увлеченно рассказывал о своей победе над драконом, что Гермес так ни разу и не решился перебить златокудрого бога, переполненного гордостью. Лишь когда тот замолчал, он добавил:

- Твой поединок был хорош, как и твоя музыка.

- Но разве можем мы пойти против отца нашего Зевса?

- Не бойся его кары, я думаю, что со временем он и сам поймет, какую ошибку совершает.

  Аполлон колебался.

- А помнишь, Гермес, однажды Зевс держал речь в собрании богов и угрожал им, обещая повесить всю Вселенную на золотую цепь.

- Да это когда было! Вспомнил, - усмехнулся Гермес.

- Тогда Зевс сказал, что спустит эту цепь с неба и все боги, ухватившись за нее, при всем желании не будут в силах перетянуть ее к себе. Он же с легкостью проделает обратное. Как восхищался я его силой!

- Мне кажется, что и сейчас ты дрожишь от волнения.

- Да брось ты, - поник головою Аполлон. - Ты зна­ешь, о чем я сейчас подумал?

- И о чем же?

- Как быть с тем, что люди некогда приносили в жертву богам...

- Постой-постой, как же ты старомоден. Олимп су­ществует и без жертвоприношений.

- А вот что ты скажешь на то, что музы и доныне посещают людей, хотя Зевс запретил им спускаться на землю.

- Это их личное дело. По-моему ничего в этом осо­бенного нет.

- Как нет, когда они их вдохновляют.

- А-а, ты говоришь о поэтах, музыкантах и тех, кто нашел себя в творчестве?

- Да о них. Ведь поэты, вдохновленные музами, поют правду; когда же богини их оставляют, и они начинают сочинять от себя, тут и возникают ошибки и противоречия, хотя это простительно: ведь они люди и не могут найти истины, когда их покидает то, присут­ствие чего творило.

  Гермес вздохнул. Казалось, дискуссия затянулась, а ему еще бы хотелось увидеться с Зевсом, если тот того пожелает. В следующую секунду они распрощались, каждый из них отправился по своим делам.

Глава 3. Интрига

  Высоко над Олимпом раскинулось голубое бездонное небо, и льется с него золотой свет. А ниже клубятся облака, порой закрывают они далекую землю. Три пре­красные оры охраняют вход на высокий Олимп и поды­мают закрывающее врата густое облако, когда боги нисходят на землю или возносятся в светлые чертоги Зевса.

  Сюда и спешил бог Аполлон, надеясь встретиться с богиней Афродитой, которой он оказывал знаки вни­мания, из-за чего жена Зевса не находила себе места.

  Долго ждать Аполлону не пришлось: Афродита неза­медлительно явилась. Лицо богини любви светилось от счастья.

  Аполлон, взяв ее руки в свои, произнес безумные слова любви так тихо, что услышать их могла лишь только Афродита. Его сердце трепетало от приятных ощущений, переполнявших его.

- Мой муж, бог