веки затрепетали, тело стало подёргиваться, сопровождая тяжёлую работу сознания. Потом даже едва уловимые движения прекратились, а дыхание стало неприметным. Если бы в этот момент Алису увидел врач, то не замедлил бы проверить пульс и, возможно, начал реанимировать, не определив биения. Но был бы неправ. Сердце билось. Так редко, так едва ощутимо, что не всякий специалист смог бы это определить.

Солнце уходило к закату, лучи пробивали мутные окна, всё также стремясь пронзить сумрак комнаты, словно воины-копейщики лавину конницы. Но постепенно проигрывали. Спадала жара и деревья в окнах, казалось, выпрямлялись, загораживая мощными плечами крон старый домишко.

Алиса очнулась, лишь когда подоконники запятнали розовые блики, пробивающегося через листву закатного света. Внезапно едва приметно дёрнулась и снова замерла. Спустя почти минуту по телу от ступней вверх пошла судорога, до уродливости напрягающая мышцы; лицо исказилось, губы раздались, обнажая стиснутые зубы, сквозь которые просачивалась тёмная жидкость. Выгнувшись дугой, Алиса застонала. Лишь чуть смогла расслабиться, как новая волна судорог побежала по ней, изгибая и корёжа. Сознание овладело телом, лишь когда ей удалось разорвать кольцо сцепленных рук. Словно замок раскрылся — тело тут же стало послушным. Не открывая глаз, Алиса повернулась на бок, с трудом подтянула под себя ноги и встала не четвереньки. Горлом и носом пошла чёрно-красная рвота. Позывы оказались недолгими — пустой желудок сотрясался, но литься оказывалось нечему.

Алиса утёрла рот и села, без сил привалившись к стене. Сжалась в комочек, охватив колени трясущимися руками. По лицу текли слёзы, плечи вздрагивали, тело сотрясалось от холода и плача. Шла реакция. Взгляд, хаотично мечущийся по сумраку, раскрашенному в красные и золотые тона, преследовали тексты, фотографии, схемы. Сознание собрало полученные фрагменты в единые картины, и теперь перед глазами стояли образы. Десять фотопортретов — профиль и фас. Пять схем — карта города, схема подъездов, планы зданий, графики патрулирования. Модели машин, описание. Но главное, на что взгляд натыкался, как бы не метался — три десятка служебных снимков с мест преступлений. Девушки. Прекрасные своей юностью и беззащитностью. Растерзанные. Окровавленные тела с изрезанной символами и словами кожей, с вскрытыми животами и порванными внутренностями. Их лица, и после того, как замерли сердца, остались искривлены ужасом — смерть не дала освобождения.

Потому и слёзы текли неостановимо, да хотелось уткнуться в подушку, стать маленькой и неприметной и сбежать так, чтобы никто не увидел, не остановил.

Тихо щёлкнул ноутбук, посигналив полученным сообщением. Вздрогнув, Алиса потянулась к компьютеру, нащупала пробел, включая монитор. На экране мигало жёлтое окошко с именем. «Гроссмейстер». Наскоро утерев слёзы, Алиса открыла сообщение.

— «Где ты? Скоро сеанс. Ты участвуешь?»

Алиса потянулась к клавиатуре и тут же одёрнула грязные пальцы. Пришлось подняться и бежать на кухню, совмещённую с ванной. Открыла кран — по старой, расколотой сидячей ванне громко забила тонкая струйка воды. Алиса отмылась, вздрагивая от холода. Убралась в комнате, окончательно заморозив пальцы. И лишь потом села перед ноутбуком, закуталась в спальник, и набрала ответ:

— «Привет, Влад. Я уже тут. А ты участвуешь или судишь?»

— «Не то и не другое»

— «Тогда, пожалуй, я не в игре»

— «Что-то случилось? Тебя сегодня долго не было…»

Алиса облизала губы. Уже не в первый раз подмывало поговорить с сетевым другом по душам, но всякий раз сдерживало то, что прекрасно понимала, откуда берётся это желание. Увы, именно то, что Влад оставался до сих незнакомцем, далёким и неясным, и заставляло стремиться к нему с надеждой на понимание, которое не могла бы обрести среди обычных людей. К нему тянуло с откровенностью, как тянет к случайному попутчику в поезде, к священнику на исповеди или психотерапевту в кабинете…

— «Работа», — коротко ответила она.

— «Не знал, что ты работаешь. Думал, ты студентка».

Алиса удивлённо приподняла бровь и усмехнулась, отбивая вопрос:

— «Серьёзно? А что ещё думал?»

— «Извини. Признаю — невежливо с моей стороны. В нашей среде не принято раскрываться».

Сквозь окно ещё проникали розовые и золотые лучи, но сумрак становился плотнее, и Алиса включила торшер, в ветхой ткани которого скрывалась тусклая жёлтая лампа.

— «Я не обиделась. А что ты ещё про меня думал?»

— «Если честно, я не особенно задумывался об этом. Предполагал, что ты живёшь в мегаполисе, получаешь высшее образование и на досуге играешь. Больше ничего»

— «Спасибо за честность»

— «Не за что. Если не секрет, кем ты работаешь? У тебя очень странный график занятости — не знаю профессий, для которых было бы характерна в основном ночная активность».

Алиса покусала ноготь и перевела взгляд на окно. Среди золотистых бликов показалось белое девичье лицо с распахнутыми тусклыми глазами и перекошенным страданием порванным ртом. Быстро отвела взгляд и набрала ответ:

— «И очень хорошо, что не знаешь!»

Контакт Гроссмейстер некоторое время молчал. Алисе уже показалось, что Влад обиделся на её резкий ответ, но тут же пришло сообщение:

— «Ну, нет! Не поверю — так и знай!»

— «Во что?»

— «Девушка, молодая, возможно — студентка, занятость ночная, и так не хочет о ней говорить… Объяснить, о какой профессии можно подумать? Так вот — я не поверю!»

Если бы не куча смущённых смайлов, Алиса, возможно, не поняла бы. Фыркнула и, улыбаясь, ответила:

— «Фи, Влад!»

— «Вот и замечательно! Просто прекрасно! Значит, я был прав!»

Она улыбалась в монитор, ощущая, что там, далеко, в неизвестной дали, незнакомый, но такой близкий человек, тоже улыбается в экран.

— «Ах, да это была „вилка“?! Как бы я не ответила — у тебя был готов ответ, тебя извиняющий! Если бы я сказала „да“, ты бы заявил, что всё равно не веришь, и я была бы рада твоему ответу. А сказала „нет“, — так ты, вроде, о том же и говорил. Так? Играешь?»

— «Ну… Вся наша жизнь — игра. Правда?».

— «С тобой — несомненно».

— «Так кем же ты работаешь?»

Алиса задумчиво оглядела комнату. Сумрак за пределами жёлтого круга лампы сгустился, и в нём едва проглядывали очертания мебели. А за окнами поднимался ночной ветер, веющий прохладой с северо-запада. И в этом миропорядке всё было правильно. Кроме неё. Но она такая, какая была теперь, никогда бы не появилась, если бы не раковая опухоль человечества…

— История не знает сослагательных. Личная история — тоже, — усмехнулась Алиса и наклонилась к компьютеру.