сама. И помоложе была, и надобности в советах особой не было. Все дети были под боком, под рукой. Теперь же совсем другое положение. И годы не те, и одна совсем, и сон такой особенный, что ума не приложить. В церковь пойти? Так ведь что попу скажешь? Ангелы явились. Ни поверит, пожалуй…

Маняша склонилась над чугунком. Картошка остыла, парок чуть-чуть струился. А Маняша не притрагивалась к ней. Не до еды было. К чему этот сон? Что сулил он ей?

5

Плохой день выдался у Маняши. Совсем скверный день. Маняша жила как в полусне. Ела не ела, работала не работала… Возьмет в руки тряпку и держит ее, не знает, куда положить. Жует что-то и не чувствует, что жует. А то остановится посредине комнаты, упрется взглядом в угол и совсем не соображает ничего. Хоть смейся, хоть плачь! Да смеяться-то грешно по такому случаю. Тут уж плакать надо.

В середине дня Маняша плюнула на все домашние дела, вышла на улицу и села перед окнами на лавку. И не успела еще оглядеться, как откуда-то взялся и остановился поблизости сосед, Лукьян Санаткин, по давнишнему прозвищу Родимушка.

Соседа этого, дядю Лукьяна, Маняша не то что не уважала, а как-то не относилась к нему по-серьезному. Да и никто на улице не считал его за серьезного человека. В дурачках он, правда, не числился, но и в серьезных тоже не ходил. Звали его теперь чаще всего «женихом», потому что он сватался ко всем вдовам. К Маняше тоже сватался. Но Маняша вежливо отказала, сославшись на преклонные годы и на болезни. «Жених» не обиделся. К отказам он привык. Ему все отказывали. И он всегда говорил, выслушав возражения: «Не ты первая, не ты последняя, на мой век хватит, а пока останемся друзьями». Так он со всеми и оставался друзьями. И с Маняшей тоже. Всех вдовушек и безмужних женщин он звал невестами, И Маняша не составила исключения.

— Ну вот, — сказал дядя Лукьян. — Здорово, невеста. Чего пригорюнилась? О смерти задумалась? А ты не думай, все одно все там будем. Кто раньше, а кто позже, а там будем непременно. Ни один не минует.

Маняша знала, с каких слов начнет дядя Лукьян. У него разнообразия в словах не было. Поэтому она лишь кивнула и стала ждать следующих, тоже знакомых слов.

— Ну вот, присесть-то можно? — спросил дядя Лукьян и, не дожидаясь ответа, начал садиться. Пока что ответ ему тоже был не обязателен.

Садился дядя Лукьян не сразу. Сразу он уже садиться разучился. Теперь все это дело состояло у него из трех приемов. Сначала он долго выбирал то место, куда намеревался сесть, другими словами, целился. Потом сгибался, медленно опускаясь на сиденье и шаря сзади себя рукой. А затем уже разгибался и, ерзая, устраивался поудобнее.

— Сел на место, — говорил он немного удивленно.

Не обошлось без этих слов и на этот раз.

— Старость не радость, — сказала Маняша.

Словом, Маняша и дядя Лукьян разговорились. Но у Маняши не шли слова на язык, и она решила, что пусть дядя Лукьян, если хочет, ведет разговор. И дядя Лукьян, не дожидаясь понукания, начал:

— Ну вот. Про что я тебе хочу рассказать, невеста. Про кровь я тебе расскажу. В науку решил углубиться. Пра слово. Наукой доказано, что кровь у людей разная. Не веришь?

— У всех красная, — ответила Маняша. — Чего же разная?..

— Не то. Не про цвет говорится, а про свойство. Пра слово. Она на группы разбита. Первая, к примеру, не сходится со второй, а вторая с третьей. Какой признак, ты считаешь?

— Какой признак? — спросила Маняша.

— А признак такой, что бога не существует, — уверенно сказал дядя Лукьян. — Это я вывел. Сам вывел.

— Как же это ты вывел?

— Угадай.

— Ты сам скажи, если умный такой.

— А вот как, — сказал дядя Лукьян, приосаниваясь. — В Писании говорится, что бог создал человека по своему образу и подобию. А раз так, и кровь должна быть у всех одинаковая. А она разная. И выходит, бога нет.

— Твое такое мнение?

— Ну вот. Теперь каюк попам.

— Испугались они тебя…

— И не спорь со мной. Науки они боятся. Для них наука — это вот. — Дядя Лукьян полоснул по тощему горлу ладонью. — Смерть. Заявить надо. Может, премию дадут.

— Отвалят! — насмешливо сказала Маняша. — Гляди.

— Обязаны.

— Ну, ну…

Дядя Лукьян был на выдумки горазд. Он почитывал книжонки. Иной раз Маняше и любопытно было послушать какую-нибудь диковинную историю. Но сейчас у нее не было настроения.

Не догадываясь об этом, дядя Лукьян продолжал:

— Ну вот. Полагаю, произойдет открытие. В науке переворот. То-то меня сны замучили.

Услыхав это, Маняша даже обмерла.

— Да все кровь и кровь. Пра слово. Так она и течет, так и хлещет. И пузыри по ней. Все пузыри, пузыри. Бегут и лопаются, и лопаются, и лопаются.

— Лопаются, лопаются, — передразнила дядю Лукьяна Маняша. — На то они и пузыри, чтобы им лопаться. Тут не такие сны бывают!

Она спохватилась, да было уже поздно: дядя Лукьян заинтересовался.

— Ну вот, — сказал он. — А ты объясни, какие такие. Я сны умею разгадывать. У мамаши покойницы научился.

— А-а!.. — пренебрежительно сказала Маняша и махнула рукой. Ей не хотелось говорить дяде Лукьяну о своем странном сне. Но и не сказать кому-нибудь было тоже нельзя. Маняша это чувствовала. Сон к людям просился.

— Напрасно. Пра слово. Это ты напрасно, невеста, — обиженно проговорил дядя Лукьян. — Каждый сон имеет свое объяснение. Чудной, что ли, сон?

— То-то, что чудной.

— Читал я у одного писателя, у Максима Горького: сапоги идут по полю. Ну вот. Голые сапоги.

— Какие сапоги! — сказала Маняша, совсем потеряв терпение. — Что ты за сапоги выдумал? Мне ангелы приснились. Живые ангелы!

— А мертвых не бывает, — спокойно возразил дядя Лукьян. — Ангелы завсегда живые. — И деловито спросил: — Сколько числом?

— Трое, — ответила Маняша. — Два ангела мужского полу, а третий женского.

— Глупые ты слова говоришь, невеста! — сказал дядя Лукьян. — Ангелы-то не парни и девки, они не делятся на мужской и женский пол. Пра слово.

— Как же так не делятся, если я сама видела, своими глазами. Два ангела мужского полу, а третий женского. И все с крылышками.

— Не делятся, — настаивал дядя Лукьян. — Это им ни к чему. Нужды в этом нет. Ну вот. Они одново полу.

Дядя Лукьян говорил, как человек знающий, бывалый, а Маняша стала сердиться.

— Не делятся, не делятся, заладил! Ты же в церкву не ходишь. И никогда не ходил. Ты безбожник! Как тебе знать, какого они полу?

Дядя Лукьян затруднительно почесал лохматый затылок. Только на затылке и остались у него волосы. Зато росли там буйно, как у попа.

— Это верно, — сказал он. — Пра слово. Так ить в церковь не обязательно…

— Я тебе русским языком говорю, что