роботы — для работы в невесомости и при низкой гравитации — и мы получаем их бесплатно, даром. Мы протягиваем шланг от заправочной станции и наполняем баки «Иртыша» чистым водородом. А заодно расчищаем ее стартовый стол от контейнеров со старьем.

Мы крадем ресурсы Атомбурга, но совсем-чуть — стотысячные доли процента, если считать в материалах. Стомиллионные — если в энергии. Однажды на улице нас ловит какой-то парень в очках. Смотрит на нас, на тележку с обломками, на монтировку. Потом поправляет очки, снимает их даже и отчетливо так подмигивает. Я облегченно выдыхаю и прохожу него мимо. Мне даже хочется взять и его за руку и потянуть за собой, к звездам, но почему-то стесняюсь, да и как отреагирует Грег? Оставляю эту мысль на следующий раз — когда вернусь с Луны героиней и так игриво, с пьедестала подмигну этому очкарику — дескать, и твоя заслуга в этом есть, поднимайся к нам, обниму и потискаю.

Я люблю тискать, когда есть за что.

Наутро перед стартом я читаю старую фантастику о мальчишках и звездолетах, о ключах-на-старт и скафандрах, а потом вскакиваю и срочно заказываю фабрикатору два скафандра по самым свежим чертежам из базы. Надо ж, забыли. Вот бакланы!

Наутро перед стартом нас никто не провожает. Я отстегиваю дрона от пояса, подбрасываю в небо, делаю несколько удачных кадров. Поднимаюсь по ступенькам в ракету, закрываю люк. Сажусь слева, справа сажаю Грега, а по центру — единственного настоящего космонавта, нелепую антропоморфную фигуру с тонкими металлическими пальцами. Робот Петр знает, что делать. Он проверяет системы корабля, а потом нажимает большую красную кнопку и велит пристегнуться как следует. Двигатели ревят, за окном иллюминатора я вижу поднятую ими пыль, мы ждем пару мгновений, и ракета вдруг отрывается от земли и медленно поднимается вверх.

Над городом поднимаются все три тысячи тонн ракеты, и почти все — чистый водород.

Мы поднимаемся выше стен дамбы, выше дурацкой высотки, обложенной красным кремлевским кирпичом, но все еще чуть ниже птиц, когда лампы на пульте управления начинают беспорядочно моргать, а робот дергает глазом и застывает, как сломанная кукла. Что-то щелкает, взрывается, меня вдруг вдавливает в кресло, и корабль резко начинает набирать высоту, но идет не ровно вверх, а вверх и вправо.

Я смотрю в иллюминатор и вижу, как пылающая ракета, только что выплюнувшая нас в последнем приступе разума, огненным дождем падает на город. Она поливает Атомбург равномерно, расчетливо, не пропуская ни кусочка. Город тает под этим дождем, он пылает в кольце бетонных стен как гигантский адский котел. А потом дым от пожаров застилает обзор, и я ничего не вижу до тех самых пор, пока парашюты не опускают спасательную капсулу в спокойные морские воды, а Грег не утирает с моего лица слезы.

— Хорошо ёбнуло, — говорит юный викинг. — Громко.

И ржет, сука.

Я вскидываю руку, режу ему горло серебряным амулетом, а потом режу вены себе и чертовой джульеттой оседаю на пол, лицом — прямо в пятно очень старой крови из совсем другой жизни.