Р. А. Лафферти «Одноглазый пересмешник» R. A. Lafferty «One-Eyed Mocking-Bird» (1983)

Тобиас Ангус был не особо любим, однако пользовался большим уважением в учёном сообществе. И всё же многим из нас он не нравился… ну, потому как его фокусы и розыгрыши порой совершенно выбивали из колеи. «И вообще, — как говаривал Элвин Гарви, — это невозможный человек».

Ну и, признаюсь честно, Тоби Ангуса мы побаивались, таким он слыл злостным насмешником. Иногда, впрочем, проявлял и мягкосердечие — или хотя бы старался. Тоби был суровой душой любого дела. Пусть и не стоял с кнутом, возглавляя проект, но кнут всегда присутствовал в его голосе. Тоби отдавался работе жадно, даже лихорадочно, и вместе с тем вовсе не рвался к личной славе. Когда Пол Крадзеш увёл у него честь разработки коммуникатора Кризли, мы всерьёз опасались за жизнь Крадзеша, ожидая возмездия от Большого Тоби. Однако Тоби Ангус будто ничего и не заметил. Достанутся почести ему или кому-то другому не волновало его нисколько.

И вот Тоби заговорил о новом проекте, который завладел им, да и каждым из нас.

— Суть в том, чтобы дать нескольким культурам питательную среду, затем привить жилку изобретательства, и пускай они творят. Мы хотим стремительного роста, поэтому установим предельный срок, например, время, за которое пуля пролетает четыре километра. Я просто помещу в пулю один из народов и выстрелю ею из винтовки.

— Это ещё зачем? — удивилась Фрэнси Джек. Она вечно силилась понять Большого Тоби, но разбиралась в нём не лучше любого из нас.

— Тоби, у тебя запущенный случай антропоморфизма, сплошные человеческие термины и аналогии, — пожурил Люциус Кокберн нескладного верзилу. — Нельзя считать настоящим народ, который еле различим под электронным микроскопом.

— Если он состоит из тысяч родственных личностей, способен жить, голосовать и выбирать себе судьбу, то почему же не настоящий? — упирался Тоби. — Спрашиваешь, зачем, Фрэнси? Ради эксперимента, для оценки возможностей. Вот увидите, я и впрямь пальну в того пересмешника, что так фальшиво распелся на ветке. Не важно, промахнусь я или подстрелю птицу, пуля всё равно пролетит четыре километра, расплющится о скалу в конце долины и уничтожит народец внутри себя. Именно так и случится, разве что нация обретёт самосознание, местное самоуправление, созреет до единого правительства, разовьёт науку и технику, научится управлять полётом пули, избежит столкновения со скалой и вернётся сюда в поисках разгадки своего происхождения — и всё это в течение двух с половиной секунд. Я не ставлю перед ними непосильной задачи. Это недолговечное племя состоит из крошечных разумов, в которые просто не укладывается само понятие промедления.

— Порой наше «реактивное желе» и впрямь реагирует на удивление быстро, — признал Пол Крадзеш, — только чаще всего отклика нет вообще. У нас есть полный комплект для производства чудес и активатор к нему, но он ведёт себя беспорядочно и непредсказуемо. Мы обязаны добиться стабильности, Тоби. И всё-таки говорить о сверхмалой капле как о народе — просто глупость.

— Наоборот, здравый смысл, который, похоже, в нашей компании достался мне одному, — упрямо возразил Большой Тоби.

В научных кругах к этому неотёсанному увальню относились с почтительным недоумением. Да, его признавали, а кое-кто даже пытался дружить. Но отвечал ли он представлениям Элтона Кэбота об идеальном учёном?..

«Невозмутимый, кладезь внешних и внутренних совершенств, с интересами во всех сферах, немного поэт, образец культуры, чуждый дешёвых приёмов, почти философ и уж точно гуманист», — едва ли хоть что-то из этого относилось к Тоби Ангусу.

Физически мощный и невероятно уродливый, невозможный и грубый, Большой Тоби не прижился толком даже в своей научной группе, зато вне неё представлялся многим чуть ли не героической фигурой, хоть и удивительно, как эти почитатели вообще о нём узнали.

А ещё Тобиас Ангус сочинял шум, ибо назвать это музыкой язык не поворачивается. Он извлекал свои звуки, используя сомнительные реплики допотопных инструментов и непонятно как истолкованную древнюю нотопись. Железные «арфы» лязгали, завывали «флейты», а приверженцы металлического рока тайком делали записи в просторных студиях Тоби и буквально молились на эту какофонию. Лязг, вечный лязг — вот чем был на самом деле «Звук Тоби».

С этим звуком он настолько сроднился, что, когда бил в ладоши посреди своей громогласной речи, желая подчеркнуть мысль, получался не хлопок, как у других, а всё тот же лязг.

Тоби рисовал картины, эффектные и причудливые. Пожалуй, «рисовал» тут неверное слово, поскольку неизвестно, как он их создавал. Как бы то ни было, это были мощные, грубые и тревожные изображения. Серия полотен называлась «Каиниты в космосе»^[1]. Картины Ангуса будоражили душу и отдавали безвкусицей, но вместе с тем притягивали.

— Насмешник ты, — любил ему пенять Люциус Кокберн.

— О, ещё бы! Да только маловато нас. Насмешники и пересмешники с неколебимой верой — вот кого вечно не хватает. А меж тем, они должны возглавлять любой проект, общественный комитет и правительство. Этого я и хочу от наших эфемерных царств и крошечных изобретательных умов, там живущих. Но избави нас от пересмешника, который поёт слишком сладко!

Тоби Ангуса занимало многое, что вполне уложилось бы в то определение Элтона Кэбота, будь речь о ком-нибудь другом. Ну да, интересы его проникали во все сферы — но как неуклюже! Он написал несколько книг, однако его «Новую физику для средней школы» приняли неважно и скоро вытеснили с рынка. Учить физике посредством каких-то бородатых мифов! Даже в его арифметике было больше теогоний, чем теорем. Ну а его «Книга не для всех»…. что ж, она и впрямь оказалась не для всех.

А теперь Большой Тоби возился с невидимой каплей активированного молекулярного синдрома, пытаясь завлечь её в крошечное отверстие, просверленное в свинце ружейной пули. Он смотрел в сложный микроскоп с множеством окуляров и щёлкал клавиатурой, подталкивая капельку к цели щупальцами электрических полей.

— Князья и народ, пожалуйте-ка внутрь! — уговаривал Большой Тоби крошечную каплю, на несколько порядков меньше, чем различает невооружённый глаз. — Это начало вашей истории и судьбы, первый миг вашей Героической эры! Так будьте героями, а значит — находчивыми.

— Не слишком ли много внимания этой кляксе? Загонишь её в дыру, больше и не увидишь, — усмехнулся Элвин Гарви. — Такая же, как другие, разве нет?

— Вот вы и беседуйте с другими, а эта моя, — ответил Тоби.

— Что ж, Кригер из «Конгломерата эволюционных наук» весьма-таки