распределения букв, из пробелов между ними, чёрт знает из каких пустяков, складываются, сцепляясь между собой, карикатурные очертания моего собственного лица.
В принципе никаких трудностей у нас нет. Если я говорю: присаживайся, Арина садится. Если я спрашиваю её о чём-то, она отвечает, причём вполне разумно. Если прошу: помолчи немного, она сидит — руки на коленях, с интересом, будто видя окружающее впервые, оглядываясь по сторонам. Она так может сидеть часами. Если я не выдерживаю и кричу: «Ну что ты уснула, займись хоть чем-нибудь!» — она пугается и закрывает лицо ладонями. А потом осторожно, с хитрецой ребенка, изучает меня сквозь пальцы. Увидев, что я успокоился, искательно улыбается, как бы давая понять без слов: я же хорошая, не надо меня ругать. Иногда, правда, она сама, без команды, встаёт, подходит к визуалу «Джоконды» — единственная картина, которая теперь непрерывно висит у нас на стене — и, словно зачарованная, всматривается в неё, то чуть ли не тычась носом, то, напротив, отступая на шаг. За этим занятием она тоже может проводить часа два или три, пока я наконец не говорю, сдерживая раздражение: — Ну всё, хватит! Иди в комнату! Тогда она послушно уходит к себе и сидит там, тихо, не шевелясь, как манекен, глядя в окно. Я оберегаю её от общения с внешним миром. После грандиозного скандала в финале, когда почти сотня бюргеров и тысячи покемонов испытали острый приступ синестезии, прошедший, впрочем, почти сразу же и безо всяких последствий, «Карусель» по требованию врачей чуть было не запретили. Отстоять её Патаю удалось с колоссальным трудом и во многом благодаря тому, что за шоу энергично вступились миллионы подписчиков. Зато Арина стала чуть ли не мировой знаменитостью. Оригинал её визуала «Джоконда-21», под таким именем он попал в каталог, был продан немедленно и за сумасшедшие деньги, количество «авторских копий», между прочим тоже весьма дорогих, уже приближается к пятистам, а тираж копий простых, которые на порядок дешевле, исчисляется в настоящее время десятками тысяч. Разумеется, проданы и права на рекламу: «Джоконда-21» красуется ныне на пластиковых пакетах, на футболках, на куртках, на упаковках косметики. Я как официальный агент Арины захлебываюсь под напором этого денежного водопада. Хорошо, что шум уже понемногу идёт на спад, и можно надеяться, что по окончании следующей «Карусели» мы сможем зажить спокойно, не прячась от поклонников и журналистов. Все просьбы об интервью я, несмотря на недовольство Патая, категорически отвергаю, ни в каких светских мероприятиях мы с Ариной участия тоже не принимаем. На телевидении тем более не показываемся. Согласно легенде, которая сама собой возникла в сетях, Арина намеренно замкнулась в уединении, отрешилась ото всего, чтобы создать новый шедевр. Меня такая интерпретация вполне устраивает. Сама Арина этого ажиотажа не замечает. Больше всего она любит мультфильмы, которые я для неё регулярно скачиваю откуда только могу. Сериал про Тома и Джерри она пересматривала бесчисленное количество раз, и после каждого эпизода, когда хитрый мышь опять обманывает глуповатого и напыщенного кота, она хохочет и аплодирует, оглядывается на меня, приглашая разделить её детский восторг. Я выдавливаю в ответ мучительную улыбку. Я не знаю, что лучше: взлететь и через секунду разбиться, рассыпаться бенгальскими искрами, приняв быструю и легкую смерть, или жить, если это можно назвать жизнью, так и не оторвавшись от плоской и равнодушной земли. Изредка я разрешаю ей что-нибудь нарисовать. Арина вспыхивает от радости и немедленно усаживается за пейнтер. Возможности моего «Сезанна» она уже изучила вдоль и поперёк. Через час или два она показывает свои работы. Чёрный фон, где расталкивают друг друга обведенные фосфором, рыхлые грязевые комки. — Гроза, — объясняет она. — Гроза, — подтверждаю я. Или — что-то жёлтое, огненное, с лохматыми коричневыми разводами. — Солнце… — Солнце, — киваю я. Или — небесно-голубой визуал, по которому медленно, как ленивые рыбы в аквариуме, проплывают разноцветные, кружевные снежинки. — Счастье, — объясняет она. И вся сияет. — Счастье, — соглашаюсь я. «Джоконда», взирающая на нас со стены, снисходительно улыбается.
В принципе никаких трудностей у нас нет. Если я говорю: присаживайся, Арина садится. Если я спрашиваю её о чём-то, она отвечает, причём вполне разумно. Если прошу: помолчи немного, она сидит — руки на коленях, с интересом, будто видя окружающее впервые, оглядываясь по сторонам. Она так может сидеть часами. Если я не выдерживаю и кричу: «Ну что ты уснула, займись хоть чем-нибудь!» — она пугается и закрывает лицо ладонями. А потом осторожно, с хитрецой ребенка, изучает меня сквозь пальцы. Увидев, что я успокоился, искательно улыбается, как бы давая понять без слов: я же хорошая, не надо меня ругать. Иногда, правда, она сама, без команды, встаёт, подходит к визуалу «Джоконды» — единственная картина, которая теперь непрерывно висит у нас на стене — и, словно зачарованная, всматривается в неё, то чуть ли не тычась носом, то, напротив, отступая на шаг. За этим занятием она тоже может проводить часа два или три, пока я наконец не говорю, сдерживая раздражение: — Ну всё, хватит! Иди в комнату! Тогда она послушно уходит к себе и сидит там, тихо, не шевелясь, как манекен, глядя в окно. Я оберегаю её от общения с внешним миром. После грандиозного скандала в финале, когда почти сотня бюргеров и тысячи покемонов испытали острый приступ синестезии, прошедший, впрочем, почти сразу же и безо всяких последствий, «Карусель» по требованию врачей чуть было не запретили. Отстоять её Патаю удалось с колоссальным трудом и во многом благодаря тому, что за шоу энергично вступились миллионы подписчиков. Зато Арина стала чуть ли не мировой знаменитостью. Оригинал её визуала «Джоконда-21», под таким именем он попал в каталог, был продан немедленно и за сумасшедшие деньги, количество «авторских копий», между прочим тоже весьма дорогих, уже приближается к пятистам, а тираж копий простых, которые на порядок дешевле, исчисляется в настоящее время десятками тысяч. Разумеется, проданы и права на рекламу: «Джоконда-21» красуется ныне на пластиковых пакетах, на футболках, на куртках, на упаковках косметики. Я как официальный агент Арины захлебываюсь под напором этого денежного водопада. Хорошо, что шум уже понемногу идёт на спад, и можно надеяться, что по окончании следующей «Карусели» мы сможем зажить спокойно, не прячась от поклонников и журналистов. Все просьбы об интервью я, несмотря на недовольство Патая, категорически отвергаю, ни в каких светских мероприятиях мы с Ариной участия тоже не принимаем. На телевидении тем более не показываемся. Согласно легенде, которая сама собой возникла в сетях, Арина намеренно замкнулась в уединении, отрешилась ото всего, чтобы создать новый шедевр. Меня такая интерпретация вполне устраивает. Сама Арина этого ажиотажа не замечает. Больше всего она любит мультфильмы, которые я для неё регулярно скачиваю откуда только могу. Сериал про Тома и Джерри она пересматривала бесчисленное количество раз, и после каждого эпизода, когда хитрый мышь опять обманывает глуповатого и напыщенного кота, она хохочет и аплодирует, оглядывается на меня, приглашая разделить её детский восторг. Я выдавливаю в ответ мучительную улыбку. Я не знаю, что лучше: взлететь и через секунду разбиться, рассыпаться бенгальскими искрами, приняв быструю и легкую смерть, или жить, если это можно назвать жизнью, так и не оторвавшись от плоской и равнодушной земли. Изредка я разрешаю ей что-нибудь нарисовать. Арина вспыхивает от радости и немедленно усаживается за пейнтер. Возможности моего «Сезанна» она уже изучила вдоль и поперёк. Через час или два она показывает свои работы. Чёрный фон, где расталкивают друг друга обведенные фосфором, рыхлые грязевые комки. — Гроза, — объясняет она. — Гроза, — подтверждаю я. Или — что-то жёлтое, огненное, с лохматыми коричневыми разводами. — Солнце… — Солнце, — киваю я. Или — небесно-голубой визуал, по которому медленно, как ленивые рыбы в аквариуме, проплывают разноцветные, кружевные снежинки. — Счастье, — объясняет она. И вся сияет. — Счастье, — соглашаюсь я. «Джоконда», взирающая на нас со стены, снисходительно улыбается.
Андрей Столяров
Коллажи Алисы Курганской.