объяснил он, – да и вещь полезная.
Краб содрогнулся, припомнив, как чуть не зажарился в клетке с пляшущими угольками.
– Крабс! Да Крабс же! – Майя встревожилась.
Каравелла отплыла на расстояние громкого крика. Крабс слыхал, как его звала Майя. Пробурчал:
– Кричи себе, сколько влезет, а у меня своих забот по горло!
Каюта принца была заперта, но окошко выходило в коридор. Крабс, точно альпинист, взобрался к круглому оконцу. Надрезал и выдавил стекло, осколки упали на ковер, не звякнув. Крабс примерился и шлепнулся вниз. Принц и герцогиня спали в подвешенном к потолку гамаке. Мерная качка убаюкивала. Краб зевнул, но скорее от ужаса, чем от дремоты. Только теперь ему пришло в голову, что всех его силенок не хватит, так глубоко вогнать кинжал, чтобы он коснулся сердца принца. О баночке для свежей крови Грубэ позаботилась: не больше наперстка с прочной пробкой, баночка была спрятана в кармане камзола. – Вот досада! Вот незадача! – забегал по каюте Крабс, время от времени бросая на принца плотоядные взгляды. И не зря – он заметил, что всякий раз, когда гамак раскачивался, принц оказывался под прибитой к стене полкой. – Теперь ты мой! – краб, перебирая лапками, пополз по стене...
Майя разбивала гребками воду. Сердце разрывалось. Несколько раз Русалочка теряла дыхание и уходила под воду. Внезапно рядом с ней воду разрезал черный акулий плавник. Она вцепилась в плавник акулы. Хищница рванула, как комета, чуть не врезавшись в каравеллу тупой мордой. – Спасибо! – крикнула Майя, и акула ушла на глубину. Стараясь не шуметь, Майя шепотом окликала краба, заглядывая под перевернутые шлюпки на палубе и приподнимая мотки канатов. Крабс полз вдоль полки. На середине замер, изготовившись. В следующий раз, когда гамак качнется, принц окажется точно под крабом. Крабс зажал кинжал клешней и приготовился прыгнуть. Майя рванула дверь в тот момент, когда краб, зажмурившись, прыгнул с полки. Майя увидела вспыхнувший на свету кинжал. – Нет! Крабс, нет! – кинжал ударил подставленную руку. Лезвие разрезало плоть, пробило кость и вышло острием с другой стороны. Крабс шлепнулся прямо на грудь принца. Герцогиня завизжала, увидев мерзость в камзоле. – Найденыш, ты? – удивился принц. – Да ты в крови! И тут увидел кинжал. – Найденыш! – принц протянул руку к Майе. Герцогиня куталась в покрывало. Принц вышвырнул краба из постели, поддержал слабеющую Майю. Вытащив кинжал из раны, осмотрел руку. Крови почти не было. Лишь тоненькая струйка еще сочилась, но и та бледнела, становилась розовой. Белела и становилась бесплотной и Майя. – Поцелуй меня, – попросила Майя. Принц угадал шепот и, украдкой покосившись на герцогиню, коснулся виска Русалочки губами. Крабс, забытый всеми, рыдал в углу, утираясь краем ковра. – Вот и все, – Русалочка неотрывно смотрела в иллюминатор. Солнечный луч коснулся ее. И тотчас тело девушки стало совсем прозрачным. Герцогиня вскрикнула. Принц растерянно оглядывал руки, которые только что поддерживали найденыша. На ковре оседала морская пена. Ворс впитывал влагу, и вскоре лишь темное пятно напоминало о Русалочке и ее любви. Крабса благополучно выбросили за борт. И он прожил долгую – для крабов, конечно – жизнь. Но он теперь выбирался из песчаной норки. Не женился, так и промаялся век молчуном и отшельником.
– Вот, я знала, что все закончится хорошо! По моей буфетной полке, забравшись в вазочку с мармеладом всеми лапами, ползала бабочка. – Где же хорошо? Ведь Русалочка погибла. Разве ты не читала сказку господина Андерсена? – двумя пальцами я вытащил нахалку из сахарницы. Хоть гусеница с нашей последней встречи похорошела, характер у бабочки остался прежним: ехидным и дерзким. Бабочка с сожалением оглядела недоеденные горы сладкого в буфете, одновременно похлопывая растолстевшее брюшко и слизывая с усиков сахарную пудру. – Глупости! – Но ведь мы искали истинную сказку, историю, рассказавшую о Русалочке правду! Но моя неугомонная приятельница уселась мне на указательный палец, складывая и раскрывая крылышки. – Ты ничего не понимаешь, – заявила она важно. – Разве сказка бывает правдивой? Или у сказок бывает конец? Сам послушай! – она кивнула на раковину, а сама занялась розеткой с вареньем. Я прижался ухом к розовому перламутровому устью раковины. – Над замком, побережьем и морем горела звезда. Замок разрушился. Скалы раскрошил ветер. А звезда все висит над водой. Ее свет притягивает поэтов и мирит влюбленных. Говорят, увидевший ту звезду никогда не сможет предать, не будет жесток, не сумеет соврать. А еще бывалые люди твердят, что всякий раз, как вечерами зажигается голубая звезда, с моря слышатся серебристые голоса русалок: – Скорее! Скорее! Мы живем! Мы торопимся жить! Волшебная раковина замолчала. Теперь в ее глубине слышался лишь ровный гул моря. Я слушаю его и успокаиваюсь. Осторожно оборачиваю шершавую раковину ватой. Достаю с полки большую надтреснутую чашку. Чашку эту я очень люблю и никому не позволяю трогать. Я кладу раковину в ящик бюро. Запираю, ключик прячу и ставлю чашку обратно на полку. Объевшаяся бабочка, тяжело взмахивая крылышками, вылетает в окно. Тебе ведь тоже пора, мой дружок? Нет-нет, я ведь не гоню. Но если не расставаться, то не встретишься снова. Согласен?
Каюта принца была заперта, но окошко выходило в коридор. Крабс, точно альпинист, взобрался к круглому оконцу. Надрезал и выдавил стекло, осколки упали на ковер, не звякнув. Крабс примерился и шлепнулся вниз. Принц и герцогиня спали в подвешенном к потолку гамаке. Мерная качка убаюкивала. Краб зевнул, но скорее от ужаса, чем от дремоты. Только теперь ему пришло в голову, что всех его силенок не хватит, так глубоко вогнать кинжал, чтобы он коснулся сердца принца. О баночке для свежей крови Грубэ позаботилась: не больше наперстка с прочной пробкой, баночка была спрятана в кармане камзола. – Вот досада! Вот незадача! – забегал по каюте Крабс, время от времени бросая на принца плотоядные взгляды. И не зря – он заметил, что всякий раз, когда гамак раскачивался, принц оказывался под прибитой к стене полкой. – Теперь ты мой! – краб, перебирая лапками, пополз по стене...
Майя разбивала гребками воду. Сердце разрывалось. Несколько раз Русалочка теряла дыхание и уходила под воду. Внезапно рядом с ней воду разрезал черный акулий плавник. Она вцепилась в плавник акулы. Хищница рванула, как комета, чуть не врезавшись в каравеллу тупой мордой. – Спасибо! – крикнула Майя, и акула ушла на глубину. Стараясь не шуметь, Майя шепотом окликала краба, заглядывая под перевернутые шлюпки на палубе и приподнимая мотки канатов. Крабс полз вдоль полки. На середине замер, изготовившись. В следующий раз, когда гамак качнется, принц окажется точно под крабом. Крабс зажал кинжал клешней и приготовился прыгнуть. Майя рванула дверь в тот момент, когда краб, зажмурившись, прыгнул с полки. Майя увидела вспыхнувший на свету кинжал. – Нет! Крабс, нет! – кинжал ударил подставленную руку. Лезвие разрезало плоть, пробило кость и вышло острием с другой стороны. Крабс шлепнулся прямо на грудь принца. Герцогиня завизжала, увидев мерзость в камзоле. – Найденыш, ты? – удивился принц. – Да ты в крови! И тут увидел кинжал. – Найденыш! – принц протянул руку к Майе. Герцогиня куталась в покрывало. Принц вышвырнул краба из постели, поддержал слабеющую Майю. Вытащив кинжал из раны, осмотрел руку. Крови почти не было. Лишь тоненькая струйка еще сочилась, но и та бледнела, становилась розовой. Белела и становилась бесплотной и Майя. – Поцелуй меня, – попросила Майя. Принц угадал шепот и, украдкой покосившись на герцогиню, коснулся виска Русалочки губами. Крабс, забытый всеми, рыдал в углу, утираясь краем ковра. – Вот и все, – Русалочка неотрывно смотрела в иллюминатор. Солнечный луч коснулся ее. И тотчас тело девушки стало совсем прозрачным. Герцогиня вскрикнула. Принц растерянно оглядывал руки, которые только что поддерживали найденыша. На ковре оседала морская пена. Ворс впитывал влагу, и вскоре лишь темное пятно напоминало о Русалочке и ее любви. Крабса благополучно выбросили за борт. И он прожил долгую – для крабов, конечно – жизнь. Но он теперь выбирался из песчаной норки. Не женился, так и промаялся век молчуном и отшельником.
– Вот, я знала, что все закончится хорошо! По моей буфетной полке, забравшись в вазочку с мармеладом всеми лапами, ползала бабочка. – Где же хорошо? Ведь Русалочка погибла. Разве ты не читала сказку господина Андерсена? – двумя пальцами я вытащил нахалку из сахарницы. Хоть гусеница с нашей последней встречи похорошела, характер у бабочки остался прежним: ехидным и дерзким. Бабочка с сожалением оглядела недоеденные горы сладкого в буфете, одновременно похлопывая растолстевшее брюшко и слизывая с усиков сахарную пудру. – Глупости! – Но ведь мы искали истинную сказку, историю, рассказавшую о Русалочке правду! Но моя неугомонная приятельница уселась мне на указательный палец, складывая и раскрывая крылышки. – Ты ничего не понимаешь, – заявила она важно. – Разве сказка бывает правдивой? Или у сказок бывает конец? Сам послушай! – она кивнула на раковину, а сама занялась розеткой с вареньем. Я прижался ухом к розовому перламутровому устью раковины. – Над замком, побережьем и морем горела звезда. Замок разрушился. Скалы раскрошил ветер. А звезда все висит над водой. Ее свет притягивает поэтов и мирит влюбленных. Говорят, увидевший ту звезду никогда не сможет предать, не будет жесток, не сумеет соврать. А еще бывалые люди твердят, что всякий раз, как вечерами зажигается голубая звезда, с моря слышатся серебристые голоса русалок: – Скорее! Скорее! Мы живем! Мы торопимся жить! Волшебная раковина замолчала. Теперь в ее глубине слышался лишь ровный гул моря. Я слушаю его и успокаиваюсь. Осторожно оборачиваю шершавую раковину ватой. Достаю с полки большую надтреснутую чашку. Чашку эту я очень люблю и никому не позволяю трогать. Я кладу раковину в ящик бюро. Запираю, ключик прячу и ставлю чашку обратно на полку. Объевшаяся бабочка, тяжело взмахивая крылышками, вылетает в окно. Тебе ведь тоже пора, мой дружок? Нет-нет, я ведь не гоню. Но если не расставаться, то не встретишься снова. Согласен?