удачи самому. Кроме того, в свете моих финансовых возможностей даже ялик и пара весел казались несбыточной мечтой, не говоря уж о яхте.

И все же я достал яхту. В одном из лондонских яхт-клубов я встретил двух своих соотечественников, которые обдумывали планы возвращения в Сидней. И вот через несколько дней я предстал в новой для себя роли шкипера на парусной яхте. Мы назвали ее «Язычник». Это было плохо скроенное, но крепко сбитое рыбацкое судно, которое несколько лет пролежало на песчаной отмели в Фалмуте. Я погнал его своим ходом вверх по Темзе, где вскоре убедился, что ничего не смыслю в яхтах. На главном судоходном фарватере Темзы машина кашлянула несколько раз, захлебнулась и смолкла. После этого мне пришлось грести две мили в ялике до ближайшего гаража, отыскать механика и уговорить его поплыть со мной и запустить яхту. Казалось, больше мне ничто не угрожало. Но, не желая рисковать, я здраво рассудил, что Темза ночью может выкинуть что угодно, а потому подвязал «Язычник» к какой-то барже. За эту ночь мое знание приливов и отливов, а также всего, чем они чреваты для желторотых навигаторов вроде меня, значительно обогатилось…

Когда мое суденышко запрокинулось на обнаженном после отлива дне, а меня самого выбросило из койки, не оставалось ничего другого, как провести всю ночь в нижнем белье и при этом то и дело дергать за одну из бесчисленных веревок. Я и по сию пору не знаю, тянул ли я за те веревки, что надо, но, к счастью, вода стала прибывать, и «Язычник» наконец снялся с мели.

С этого момента все свое свободное время (двадцать четыре часа в сутки) я проводил в теснейшем общении с кипами пакли, кусками железа, канистрами с краской и маслом и лишь изредка успевал пожевать что-нибудь в высшей степени сухое и черствое.

Потом явились неизбежные представители прессы «Что у вас здесь такое?». Ответ мой был непечатным.

— Куда путь держите?

На это у меня вообще не было готового ответа, поэтому я буркнул:

— В Новую Зеландию.

А потом местные газетные асы стали набирать темп: «Безумная авантюра», «В Новую Зеландию за шесть пенсов», «Мужество», «Жив еще дух флибустьеров».

Вскоре меня стали спрашивать: «Как, вы еще здесь?» И мне попросту пришлось убраться. В своем яхт-клубе я подобрал пятерку таких же мятежных духом, и после нескольких тренировочных вояжей, от которых у нормального человека волосы встали бы дыбом, мы прибыли в Фалмут.

Здесь не время и не место повествовать о нашем плавании в Новую Зеландию. Мы добрались туда, уж поверьте мне на слово. Но что гораздо важнее, море и яхты были теперь у меня в крови. И я стал отличным пловцом, что, к слову сказать, было на нашей посудине жизненной необходимостью. Идеи, одна другой сумасброднее, так и роились в голове, и «теплые моря меня влекли». Я вернулся в Англию и стал подыскивать себе новую яхту.

Последующие несколько месяцев прошли в поездках по Англии: от въедливого лондонского смога до прозрачного холода Шотландии, из одного рыбацкого городка в другой. Были ночи меж двух оледеневших простыней, под крики чаек, после скудной трапезы из водянистой капусты и нестареющего хрустящего картофеля. Были бесконечные часы монотонной тряски в затхлом полумраке вагона, где легкие тотчас же наполняются запахом дезинфектанта, которым Британское управление железных дорог нескудеющей рукой посыпает отхожие места в подведомственных ему средствах передвижения. А потом был Уэльс, заштатный городишко Конуэй, где в грязных водах местной бухточки я впервые узрел ее.

Она называлась «Оленье копытце» и была старой негодной яхтой.

— Продается она?

— Да, продается.

Два дня ушло на то, чтобы убедить владельца, что я не желаю его яхте ничего плохого, что она попадает в хорошие руки, и наконец она — моя. Возвратившись в Лондон, я бросил клич: «Кто хочет помочь мне перегнать мою ладью на Темзу? Еда за мой счет».

Нагрузившись, как вьючные лошади, тюками с картами, связками канатов, радиоаппаратурой, столярным, малярным и всяким прочим инструментом, мой наскоро сколоченный экипаж первым же поездом отбыл на север. Две недели ушло на то, чтобы почистить яхту, перебрать двигатель, зарядить батареи, обновить канаты и такелаж, наконец, соскрести несколько тонн мидий, что налипли на бортах за долгие годы ее беспросветной стоянки. А потом… чихнув раза два в предутреннем морозном воздухе, я прошел на негнущихся ногах к штурвалу и повел свою яхту на юг. Городские часы пробили шесть.

Не было видно ни зги, и в довершение всего на нас обрушился холодный дождь с градом: декабрь никогда не считался подходящим месяцем для спокойного плавания в Ирландском море.

Через полгода я подобрал другую команду и поплыл в Каскео под Лисабоном, а потом на Балеарские острова, в Ибизу, в нескольких сотнях миль на северо-восток от Гибралтара.

К этому времени «Копытце» стало совершенно неузнаваемо, и, храня верность своей первой любви, я переименовал его в «Язычник II». Он был оснащен компрессором, аквалангами и вспомогательным оборудованием на восемь ныряльщиков, а ведь у нас была еще подводная фотокамера и все необходимое для того, чтобы открыть новичку прелести подводного спорта. В качестве секретаря клуба подводных исследований — тесного сообщества людей, душой и телом преданных подводному спорту, — я повел яхту на место нашего летнего рандеву.

База нашего клуба подводных исследований находилась на Балеарских островах — в порту Сан-Антонио, процветающем и не часто посещаемом туристами городишке на запад от Ибизы. Целые дни проводили мы под водой… Подножия скал в этих местах служат пристанищем неизменно дружелюбным стаям массивных меру, стремительных холодноглазых барракуд, отвратительным муренам и полчищам всякой мелкой рыбешки. Здесь мы познали недвижную безмятежность и резкие контрасты мира невесомости, где глубокий вдох поднимает вас, словно перышко, а выдох ласково погружает в темные глубины.

Именно там, в Ибизе, в маленьком кафе, я встретил Ханса ван Праага. Геолог по образованию, Ханс участвовал во многих морских экспедициях, воевал, был ранен, но, несмотря на пятьдесят шесть лет и слегка покосившийся каркас, в нем сохранился мятежный искатель приключений, предприимчивый и жизнерадостный. За чашкой кофе он рассказал мне, что года два назад, когда он проводил свой отпуск в Югославии, близ Дубровника, один местный рыбак под пятнадцатиметровой толщей воды показал ему остатки стен исчезнувшего древнего города. Его рассказ захватил меня. С этого все и началось.

Еще через год мы прибыли в Ибизу с твердым намерением осуществить долгожданную экспедицию.

Мы — это я, в качестве начальника