все еще считал себя другом Кости, к тому же у него появились деньги, и он хотел сделать приятное Николаеву.

И они отправились на самолете в азиатский южный город, а там на попутках — к заветным горам. Когда-то, не так уж и давно в сущности, это была часть огромной страны, их Родины. Теперь заграница.

Шел всего-навсего второй день, а уже было невмоготу. Другого выхода, правда, не было — у Николаева нет денег, а Вадим разбогател на какой-то дури с автомобилями — покупал-продавал, — и сам предложил поехать в горы. За бабочками. Вернее, за одной, редчайшей, — это была давняя голубая мечта его бывшего старого друга, Николаева Константина, путешественника, коллекционера-любителя, профессионала энтомолога, недавно вышедшего на пенсию и живущего почти впроголодь, потому что прежняя счастливая яркая жизнь разрушилась, а продавать ни свою коллекцию, ни себя он не собирался. Вадим был моложе аж на 20 лет, но это не мешало их дружбе раньше, пока не начался этот всеобщий Армагеддон, эта дурная фантасмагория, которую почему-то назвали рынком и спасительным капитализмом, но которая на самом деле оглоушила людей и превратила многих друзей во врагов.

Тем не менее, деньги Вадима делали как будто бы чудо. Раньше Костя был огромным авторитетом для Вадима, Вадим гордился дружбой с ним, хотя немного ему завидовал. А если честно, то много. Костя во всем был явно выше его — и умней, и удачливей, и авторитетом пользовался всегда среди ребят, и девчонки явно отдавали ему предпочтение, когда они оба были еще неженаты и бывали в молодежных компаниях или просто знакомились где-нибудь — на улице, в парке, в метро. Костя всегда выглядел молодо, ему нельзя было дать его возраст, они с Вадимом считались почти ровесниками, хотя Вадим-то знал, сколько ему лет на самом деле! И то, что не только достаточно зрелые женщины, но и вполне молодые девчонки предпочитали Костю, Вадима порой даже злило. Какого черта?! Но когда положение в стране изменилось и шкала ценностей как бы сдвинулась, а Вадим сумел быстро к этому приспособиться, появилась надежда. Некоторая ущемленность, которую Вадим ощущал в себе постоянно, когда бывал рядом с Костей, стала уходить. Теперь Вадим был гораздо богаче Кости в финансовом отношении, удачливее и явно «успешным». Благодаря финансам, с женским полом тоже было теперь намного проще. Все это вселяло уверенность и оптимизм. И его подарок Косте в форме «Путешествия за Мечтой» был как бы даже компенсацией за прошлое, несколько все же униженное положение Вадима по сравнению с Костей. Так явно и открыто Вадим, конечно, не думал и, разумеется, не показывал, но то, что Костя с благодарностью согласился принять подарок и что Вадим полностью взял на себя всю финансовую сторону поездки, очень и очень радовало сравнительно молодого удачливого бизнесмена. «Вот, я тоже что-то могу, так-то, Костя!» — думал он про себя, хотя, конечно, старался этого не показать.

И вот теперь, переночевав в легкой палатке на высоте около двух с половиной тысяч метров над уровнем моря в долине горной речушки, путешественники поднимались вверх и приближались к местам, где Николаев когда-то — в прошлом веке! — бывал не раз и дважды видел сатанинскую бабочку.

Проблема была в том, что вся эта экспедиция и все окружающее их обоих сейчас, было для Константина в высшей степени свято. Это божественная медитация, это движение к Красоте, это служение Высшему. Священнодействие! Вадим же явно этого не осознавал — Николаев все четче понимал это, а его, Вадима, старание показать, что нет, вовсе не так, что он полностью разделяет и понимает отношение Кости к происходящему, только раздражало сначала. А теперь уже начинало злить.

В палатке ночью Вадим нес абсолютную чушь, с точки зрения Константина, рассказывая о своем прошлом и жизни сейчас. Да и раньше — и в самолете, и потом, когда только начали пеший путь, распростившись с последней автомашиной, и Николаев уже погрузился в привычное состояние просветленности, растворения в окружающей благодати, Вадим время от времени изрекал такое, от чего у Николаева начинали дрожать руки и темнело в глазах. Раз два он даже с трудом удержался, чтобы не врезать по роже этому бывшему как будто бы нормальному человеку, а теперь так называемому бизнесмену, которого Костя почему-то все еще считал своим другом. Раньше это было оправдано, однако теперь… Как можно с такой уверенностью утверждать — и думать! — что деньги решают все, что они в основе всего и что раньше зарабатывать «по-человечески» было нельзя, а теперь, вот, можно, и открываются такие перспективы… Самое противное было то, что возразить всерьез Вадиму было сейчас трудно — они ведь здесь и на самом деле исключительно благодаря его, бизнесмена, «бабкам».

И Николаев больше молчал, сдерживался, с чувством, похожим на ужас, видя, что этот новоявленный бизнесмен ни черта, ну просто совсем ничего не понимает ни в своей жизни, ни в жизни страны, в которой живет, ни в чем вообще. Бывший младший научный сотрудник в НИИ, как будто бы любивший науку, теперь приспособился к «рынку» и занимается ради «бабок» черт знает чем. И — хорохорится, хорохорится, хорохорится повторяя глупости, ставшие «жизненным кредо» для большинства в последнее время. Что с ними со всеми произошло?

— Слушай, ты человек или кто?! — только раз сорвался теперь Николаев, когда тучи, висевшие над горами, раздвинулись, и брызнувшие лучи солнца осветили картину прямо-таки фантастическую. — Ты что, не видишь того, что вокруг? Ты что, всю жизнь здесь околачивался, что ли? Тебе это все не внове, да? Глянь же вокруг, черт побери, на эту красоту. Постарайся почувствовать! Неужели ты не…

И он умолк, видя, что Вадим, как малый ребенок в свои 40 лет с гаком, как-то виновато потупился и начал послушно оглядываться по сторонам.

И вот еще с этой арчой… Да, она красивая, живописно искореженная ветрами, сравнительно высокая, нетипичная для такой высоты над уровнем моря среди тоже весьма живописных, но невысоких порослей обычной стланиковой арчи, но Константин почему-то не сомневался, что явно по-хрену она была Вадиму, а просто он хочет продемонстрировать свою «внимательность», свою «увлеченность фотографией» и свою ловкость в прыганье по камням.

Если бы он всегда был таким, тогда ладно. Но тогда он не был бы приятелем, а уж тем более другом Николаева. В том-то и дело! Раньше он был вполне нормальным человеком, и его детскость, мальчишество вовсе не выглядели неестественными. Наоборот! Он живо реагировал на все и на природу в том числе, что и сблизило его с Константином, который искренне симпатизировал эмоциональному парню. Дьявольский карнавал последнего времени поглотил