<p>

Под шлемом небес</p>

Собор застыл главой огромной

На склоне царственной горы.

Он к городу струит ступени

Своей роскошной бороды.

Марк Котэ

<p>

 </p>

Вечернее солнце придавало зеленоватому куполу оратории Сен Жозеф оттенок благородной патины. В детстве он казался Марку шипастым шлемом на голове старого солдата, погружённого в гору. Этакий строгий духовный воитель с бородой в виде лестницы, неусыпно стерегущий раскинувшийся перед ним город грешников, всматривается в горизонт событий. На полях школьных тетрадей Марк бесчисленное число раз рисовал голову старика в шлеме, пытаясь передать свою навязчивую мысль. И каждый раз получалась карикатура в виде сурового палача перед кубиками домов. Лишь, написав стих в дневнике, и дважды обведя его контуром, Марк успокоился: слова вобрали в себя сумбур образов в голове.

Сейчас, неспешно подымаясь по асфальтовой дорожке к подножию оратории, он отметил, что очарование детства прошло. Теперь храм казался ему унылым банком, который конвертирует суеверие людей в звонкую монету, оседающую в карманах церковников. Не верится, что такая махина, с третьим по величине куполом мира и миллионными доходами не платит ни одного су налогов с подобных конвертаций.

А как всё романтически начиналось! Полуграмотный консьерж, брат Андре -- основатель оратории, смог сделать то, чего не удалось полчищам кюре в сотнях церквей: заставить людей оторваться от их убогой жизни и устремиться к вершинам духа, понять, что только так они могут спастись от гнета реальности, очистив души и тела. Молитвы Андре изгоняли тлен пороков, являли таинство исцелений. Церковь, с настороженностью смотревшая на самодеятельность своего служки, держалась в стороне, пока вера не начала кристаллизоваться в камнях строящейся часовни. Вот тут она взяла чудотворца под свою плотную опеку и как эффективный менеджер от бога направила веру, а с ней и деньги адептов брата Андре в нужное для себя русло.

"Русло, кстати, изменило свое направление, ушло направо от лестницы паломников. Раньше пилигримы коленями пересчитывали двести восемьдесят три ступеньки, теперь -- передвигаются с комфортом" -- пришло в голову Марку, когда его обогнал огромный автобус с нью-йоркскими номерами. Плавно остановившись у входа, он выпустил из себя стайку поджарых голенастых бабушек и дедушек в шортах и широкополых шляпах. Старички весело провели фотосессию, щёлкая друг дружку фотоаппаратами с огромными объективами. После истечения отведенного на фотографирование времени, направляемая возгласами бдительного экскурсовода, компания шустрой старости устремилась внутрь, предвкушая незабываемые впечатления. Из сокровищ оратории этих обитателей домов престарелых наверняка поразит стена с костылями исцеленных. В преклонном возрасте хочется верить в существование трансцендентности, которая исцеляя грешников при жизни, наверняка не оставит их и после смерти.

Марк зашёл вслед за жизнерадостными американцами, на ходу включая записывающее устройство в кармане пиджака. Миниатюрный микрофон, вмонтированный в крохотный значок на лацкане, активировался, чутко улавливая звуки. Марк редко практиковал аудиозапись во время встреч, полагаясь на хорошую память, но в этот раз решил перестраховаться, дело могло оказаться очень серьёзным.

На ресепшене он предъявил свою визитную карточку журналиста Ридерз Дайджест. Строгая дама бросила на неё беглый взгляд, но Марк мог поклясться, что она запомнила не только его данные, но и текстуру картона. Не заглядывая ни в какие записи, дама набрала короткий служебный номер и сообщила о посетителе.

Пожилой священник в сером пиджаке, с крестом на серебряной цепочке появился спустя несколько минут. Его открытое лицо лучилось улыбкой:

-- Добрый вечер, месьё Котэ. Очень рад, что у вас нашлось время для встречи. Я -- Бенуа Симар, -- он протянул руку.

-- Добрый вечер, месьё Симар, признаться, я был заинтригован вашим вчерашним звонком. Ведь я не интересуюсь церковными темами, -- признался Марк.

Он ожидал увидеть более молодого собеседника. Голос в телефоне, рокочущий и энергичный, сулил сангвиника крупных телесных форм. Симар оказался худым, бледным стариком с высоким лбом и тонкими губами. Разве что большие карие глаза за стеклами очков в простой стальной оправе соответствовали его энергичному низкому голосу. Пиджак сидел на нём немного мешковато, белый целлулоидный воротничок подчёркивал худую шею.

-- Зовите меня отец Симар, прошу -- Симар гостеприимным жестом указал на коридор с табличкой "Проход только для персонала". -- Пару лет назад у вас была статья: "Продаётся церковь. Не дорого".

-- О, вы ознакомились с моими статьями? -- послушно двинувшись в направлении коридора, Марк отметил про себя, что священник, читающий "Ридерз Дайджест" -- журнал домохозяек и пенсионеров, должен на это иметь очень веские причины.

-- Хотелось составить предварительное впечатление. Мне показалось, что в сюжете с переделкой церкви под бар в ваших строках сквозила печаль, -- Симар вышагивал рядом, мерно переставляя ноги.

-- Скорее, сожаление. Рационализм ведёт к однобокому развитию социума.

-- Всё возвращается на округи своя. И паства вернётся к алтарям.

Кабинет Симара полнился книгами. Они заполняли многочисленные шкафы вдоль стен, разномастными корешками создавая причудливую мозаику на полках. Толстые издания с тиснеными названиями соседствовали с затёртыми книжицами в мягких обложках, переплетенные спиралями брошюры разрывали многотомные ряды. Судя по частоколу разноцветных закладок, хозяин кабинета напряженно работал с литературой. На множестве низких столиков, хаотически расставленных по кабинету, лежали вороха журналов и газет. С легкостью лавируя в этом архипелаге периодической прессы, Симар провёл Марка к письменному столу. Он располагался у большого арочного окна, за стеклом которого раскинулись аккуратно подстриженные кусты церковного сквера. Асфальтовая дорожка, берущая начало с лужайки перед белоснежной статуей