Расправив плечи, я улыбаюсь и говорю себе, что все будет хорошо, что я буду в порядке.
— Я готова. — Руби стоит в дверях.
На ней пальто, зимние ботинки и больше ничего, насколько я могу судить.
— Здорово, что ты уже оделась, но мы будем играть на улице. Ты можешь надеть комбинезон?
Руби кивает.
— Думаешь, папочка там будет?
В ее голосе слышится печаль. Я знаю, что она скучает по нему. Я тоже, но я не могу изменить свои чувства, даже если мое сердце кричит, требуя дать Рори шанс. У него их было предостаточно.
Я вздыхаю и качаю головой, направляясь к ней. Положив руку ей на плечо, я направляю ее к лестнице.
— Не думаю, Руби.
— Почему?
Руби прыгает с последних двух ступенек, и идеально приземляется на ноги.
— Ему трудно освободиться в середине дня.
Я помогаю Руби собраться, убеждаюсь, что лямки комбинезона пристегнуты, затем сама надеваю пальто и протягиваю Руби ее шарф.
— Может быть, он захочет увидеть меня.
— Возможно.
Я хочу сказать ей, чтобы она не слишком надеялась, но не могу. Не буду. Она быстро поймет, что ее отец только себя ставит на первое место.
— Снег идет! — кричит Руби, когда мы выходим на крыльцо. — Мы можем пройтись пешком до парка?
Я киваю и беру ее за руку. Мы осторожно спускаемся по лестнице. Я мысленно отмечаю все, что мне нужно будет сделать, когда вернусь домой: расчистить дорожку и лестницу, и при помощи снегоуборочной машины — подъездную дорожку.
С каждым днем список становится все длиннее. При мыслях о зиме и о том, сколько выпадет снега, мне хочется переехать в более теплый климат, чтобы не пришлось иметь дело ни с чем подобным. Но Руби любит снег. Достаточно посмотреть, как она носится так, что упавшие хлопья взмывают вверх.
Она улыбается, заставляя улыбнуться и меня тоже.
Мы выходим на Мэйн стрит и сразу же окунаемся в дух Рождества, царящий повсюду. Белые и красные гирлянды обвиты вокруг кованых фонарных столбов. Витрины магазинов празднично украшены, и, несмотря на все происходящее, меня охватывает праздничное настроение. Колядующие распевают песни, на которых я выросла.
— Ты готова к концерту?
Через несколько дней в начальной школе состоится зимний концерт. Руби готовилась к нему своим, особым способом. Она еще слишком мала, чтобы запомнить все слова, но она старается изо всех сил и делает это очень громко.
— Гейб говорит, что я лучше всех.
Гейб?
Я роюсь в памяти, пытаясь припомнить учителей, но не могу вспомнить кого-то по имени Гейб.
— Гейб новенький?
Руби пожимает плечами.
— Это мой друг. Он мне нравится.
Волна облегчения накатывает на меня, когда я понимаю, что Гейб, скорее всего, одноклассник. Думаю, это мило, что Руби влюблена.
Я помню свою первую влюбленность. Это было в первом или втором классе, и его звали Уолтер. Он нравился мне до пятого класса, а потом его семья переехала. Хоть убейте, не могу вспомнить его фамилию, что странно, так как я почти уверена, что провела большую часть того года, рисуя его имя в своей тетрадке и воображая тот день, когда наши пути снова пересекутся.
Я беру Руби за руку, мы переходим улицу и заходим в парк. Из динамиков, установленных на кленовых деревьях, громко звучат рождественские мелодии, дети же тем временем устроили битву снежками.
Все в городе любят приходить в парк, чтобы покататься на коньках. Но лучше всего бывает в полдень, когда собирается церковная группа.
Мама и папа всегда предлагали пойти со мной, но я убеждала их не отвлекаться от работы, и тогда я могла бы притвориться, что взрослее, чем была на самом деле.
Издалека кто-то зовет меня по имени — еле слышно, но есть что-то в том, как реагируешь на голос близкого человека — он всегда доходит.
Я оборачиваюсь и замечаю мою сестру Элизу и золовку Эмбер, отчаянно размахивающих руками. Они заняли нам скамейку, и мы с Руби направляемся к ним.
— Тетушки, — кричит Руби, отпуская мою руку.
Она бросается к ним, слегка поскальзывается на уже утрамбованном снегу, смеется, и с размаху влетает в их объятия.
С тех пор как мы с Рори расстались, они стали моей опорой, моими жилетками в которые можно поплакаться, моим голосом разума, даже если кто-то них со мной не соглашается. Не важно, который час — я могу позвонить любой из них, и уже через несколько минут они будут у меня на пороге — всегда с мороженым.
После того, как я помогаю Руби надеть коньки и удостоверяюсь, что ее шлем плотно прилегает к голове, я целую ее в нос. Она одновременно и рада и возмущена, так как хихикает, пытаясь увернуться.
Моя племянница ждет Руби, нетерпеливо вытянув руку и шевеля пальцами. Взявшись за руки, они вместе скользят по льду, направляясь к небольшой группе детей.
За последние две зимы Руби посетила шестинедельный курс катания на коньках. Этих занятий вполне хватило, чтобы она научилась держать равновесие и кататься вперед и назад.
Я совершила ошибку, наблюдая за ней на первом занятии, когда группу учили правильно падать. В тот день у меня чуть не случился сердечный приступ, но Руби считала, что это был самый лучший день в ее жизни.
— Выглядишь измученной, — говорит моя сестра Элиза, когда я сажусь рядом с ней и вздыхаю.
Я пытаюсь дотронуться до шеи, но из-за толстого свитера, водолазки и шарфа это практически невозможно, и все же я кручу и тереблю шарф, пытаясь ослабить нарастающее давление.
— Все потому, что она совсем не спит, — говорит Эмбер, протягивая мне большую чашку чего-то горячего.
Мне все равно, что там. Но оно мне нужно. Тепло, исходящее от чашки, немного согревает мои руки в перчатках.
— Ты права. А как только высыпаюсь, происходит что-то еще, и сон сова пропадает на всю ночь.
На этой неделе Рори получил бумаги на развод, и я провела полночи, размышляя о том, почему он не позвонил и не появился. Часть меня верила, что он, по крайней мере, разозлится, придет домой, и мы сможем