истинному признанию книга, напечатанная аббатом Пронсо в 1832 году», – писал в своем первом на русском языке почти полном издании Вийона Юрий Кожевников. Есть основания думать, что именно по этому изданию – а не по двум строкам у Буало – был знаком с Вийоном Пушкин. Но настоящая, с любым масштабом сопоставимая слава пришла к Вийону после смерти Пушкина: в 1844 году в книге «Гротески» Теофиль Готье написал: «Вийон был самым большим поэтом своего времени». Интересно, что Пушкин вслед за Вийоном называет в черновиках статьи «О ничтожестве литературы русской» (1834) как его наследника – Клемана Маро (Пушкин пишет «Марот»), который «способствовал расцвету баллады».

С той поры Вийона уже не покидала всемирная слава, хотя первый опубликованный (точней – по сей день выявленный) перевод из Вийона в России датируется 1900 годом, а выполнен кем-то, кто скрылся под буквами «Пр. Б.»– время было подцензурное, «Баллада о повешенных», хоть и с отсеченной «Посылкой», ничего хорошего переводчику не сулила. Не сомневаюсь, впрочем, что псевдоним в недальнем будущем будет расшифрован. Так или иначе, в канун XX века Вийон до русского читателя дошел.

Французские символисты Вийона, понятно, числили среди отцов-основателей, из символистов русских лишь Валерий Брюсов опубликовал в 1913 году свое переложение «Баллады о женщинах былых времен»; в том же году «приложились» к Вийону и акмеисты: в № 4 «Аполлона» появилась большая статья о «Виллоне» с прибавлением отдельных строф из «Большого завещания» и той же самой баллады «О дамах прошлых времен». В 1914 году выпустил свою книгу «Французские поэты. Характеристики и переводы» (СПб., 1914) совершенно незаслуженно забытый ныне поэт Сергей Пинус (1875– 1927), где было помещено более десятка переложений Пинуса из Вийона. После переворота 1917 года Пинус эмигрировал в Болгарию, где редактировал казачью газету отнюдь не просоветского направления, архив его между тем в конце второй мировой войны попал в СССР и лишь недавно был «открыт» для посетителей РГАЛИ; абсолютное большинство его – черновики, среди которых могут скрываться и неизвестные переводы из Вийона: по крайней мере, перевод «Молитвы Св. Терезы Авильской» (с испанского) среди этих черновиков почти случайно я отыскал, а что еще в них лежит, узнает тот, кто этот архив разберет. Во всяком случае, пренебрежительная характеристика С. Пинуса как «поэта-дилетанта» (данная советским исследователем Г. Косиковым в приложении к советскому же изданию произведений Вийона на французском языке (М., 1984, с. 319) характеризует как дилетанта самого исследователя, не более.

Наконец, в 1916 году юный Илья Эренбург издал первую русскую книгу Вийона: Франсуа Вийон. Отрывки из «Большого завещания», баллады и разные стихотворения (М., 1916). Сенсацию книга произвела, но умеренную (сенсации тогда создавал скорей Северянин, чем Вийон в переводе Эренбурга, выражаясь предельно мягко). О качестве переводов можно спорить, но… лучше не спорить: с одной стороны, в пятидесятые годи изрядную часть переложений Эренбург переделал, с другой – если взять все, что написано Эренбургом в стихах и прозе, все-таки лучшей его частью, видимо, окажутся переводы из Вийона. Если через восемьдесят лет мы имеем у других переводчиков нечто более совершенное – так ли велика заслуга? Русские казаки прошли от Урала до Тихого океана всего за полвека, а мы за три четверти столетия с трудом освоили наследие человека, от которого потомкам, включая решительно все, даже баллады, написанные на воровском жаргоне, осталось неполных три с половиной тысячи строк… ей-Богу, гордиться нечем.

Но и стыдиться нечего. В советское время мелькали лишь одиночные перепечатки прежних переводов (особенно замечательна публикация переводов Гумилева в издании 1938 года за подписью… Осип Мандельштам. Видимо, книгу сдавали в производство раньше, чем Мандельштама арестовали). В эмиграции мелькнули два замечательных перевода «Баллады о дамах минувших времен» и «Баллады поэтического состязания в Блуа», выполненные теоретиком и практиком мирового сионизма (бывшего, однако, незаурядным русским поэтом) Владимиром Жаботинским (1880–1940). На этом, пожалуй, «русский Вийон» до начала 1960-х годов исчерпан.

В 1963 году (М., ХЛ) вышла книга: Франсуа Вийон. Стихи. Переводы с французского Ф. Мендельсона и И. Эренбурга, содержавшая в переложении названных переводчиков почти все наследие Вийона (кроме, понятно, «воровских баллад» отсутствовала также и очень крамольная для советской цензуры, ибо религиозная вещь, поименованная в примечаниях к книге как «Слово и баллада по случаю рождения Марии Орлеанской, якобы вещь слабая, искусственная и для творчества Вийона не характерная». По нашему изданию читатель вправе оценить, правдой были эти слова или «случаем так называемого вранья». По мере сил с купюрами старались печатать и «Балладу о толстой Марго» – даже Эренбургу такое неприличие никто не позволил бы. А в книге 1963 года лишь пять стихотворений (четыре баллады и четверостишие «Я Франсуа!..», которые якобы высоко ценил Маяковский) были опубликованы в переводе Эренбурга, так что это была, по сути дела, авторская книга Феликса Мендельсона (р. 1926), поздней переводившего и других французских поэтов, но в основном тратившего свое время на переводы второразрядной англоязычной прозы; в 1997 году сведения о нем были таковы, что живет он в Израиле и никакими переводами не занимается, ни поэтическими, ни прозаическими. Но так или иначе – заслуга первого русского почти полного Вийона принадлежит Феликсу Мендельсону – именно ему принес благодарность за первопроходческий труд Юрий Кожевников, чей перевод творческого наследия Вийона мы воспроизводим в основной части издания.

Годы шли, и до самого начала 1990-х годов число новых опубликованных переводов из Вийона было ничтожно. Две баллады худо-бедно перевел для романтической книги Фрэнсиса Карко «Горестная жизнь Франсуа Вийона», вышедшей в Ленинграде в 1927 году, Всеволод Рождественский (1895–1977). Далеко в Бразилии, в Рио-де-Жанейро, в начале 70-х годов две баллады перевел русский поэт Валерий Перелешин (1913–1992). Одну – выдающийся поэт Сергей Петров (1911–1988). Три баллады перевел Алексей Парин для своей книги «Французская средневековая лирика» (М., 1990). Можно назвать еще десяток – не больше. Однако некоторые поэты работали над «полным Вийоном» – «в стол», веря, что придут другие времена.

И другие времена пришли. Первый полный русский Вийон (без «воровских баллад») вышел в Москве в переложении Юрия Кожевникова (1922–1993) – увы, для переводчика – посмертно. Второй в Санкт-Петербурге, годом позже, тоже не совсем полный (с приложением семи из одиннадцати «воровских», иначе