мы записали эти то ли помехи, то ли сигналы станции. Но что это означало, разо­браться не смогли.

П. К. несколько раз прошел по тому месту, на котором его за­стал свет спутника. Закинув трос, залез на верх цилиндра. На­прасно. Спутник больше не подавал признаков жизни.

— Буду возвращаться, — сказал П. К.

Мне показалось, что он пробыл там очень мало для того, что­бы что-то найти. Но П. К. не согласился.

— Прилечу через земные сутки. Дадим время автоматам стан­ции, если они есть, оценить ситуацию.

В тот день мы долго исследовали, прослушивали запись зву­ков, возникших в эфире, давали задания ЭВМ, Вундеркинду, короче говоря, загрузили все имеющиеся мозги. Однако к рас­шифровке звуков не приблизились ни на шаг. Почему я уверен­но написал «расшифровке»? Чувствовалась в звуках, пойманных нами, система, слаженность. Подождем еще сутки!

14 февраля. Если бы не совсем реалистичные съемки и не слишком убедительные записи, которые у нас остались, навер­ное, сейчас, удалившись от искусственного спутника на мил­лионы километров, мы думали бы, что нам все это привиде­лось.

Наутро, после первой вылазки П. К. на инопланетную стан­цию, «Скакунок» снова покинул «Набат». П. К. теперь вел ко­рабль уверенно. Он сразу причалил к тому месту, где его пребы­вание вызвало определенную реакцию у механизмов спутника. Вновь вспыхнул свет, яркий, голубой. Вспыхнул на мгновение, словно проверяя, тот ли это посетитель, что был вчера, и, удов­летворившись, погас. А в следующем секторе блеснул новый огонек, маленький и ослепительно-белый. П. К. неторопливо (как хватило выдержки!) направился к нему. И он, и я думали, что вот сейчас откроются какие-либо двери.

П. К. долго простоял под этим фонарем. Ни дверь не открылась, ни окно. Хозяева станции были, похоже, слишком недоверчивыми существами. А может, мы чего-то не поняли? Чувствуя жгучую обиду, П. К. опустился на настил галереи. Позже он говорил, что хотел обду­мать, не попробовать ли разрезать корпус станции и таким образом заглянуть внутрь. Наверное, он этого не сделал бы, но и его понять можно — быть от тайны на расстоянии вытянутой руки и уйти ни с чем... И в самый напряженный момент хозяева будто почувство­вали свою вину. Глухой эфир ожил. Передача не могла быть адре­сована не нам, все очень совпадает. Трудно словами передать, что мы услышали, потому что, конечно, не родной язык звучал в эфире. На чужой волне, каким-то образом пойманной автоматами кораб­ля, мы услышали совершенно определенную передачу, с перерыва­ми, паузами. Скорее всего, это были неимоверно сжатые символы, потом мы проверим это, пустив запись с меньшей скоростью.

Передача продолжалась ровно полчаса. Когда она закончи­лась, погас и огонек.

П. К. не оставлял спутник. Да и кого бы это не убедило? Но он ждал повторения. И не ошибся. Через пятнадцать минут огонек засветился белой звездочкой. Мы записали новую передачу. Она повторяла предыдущую точнейшим образом.

В тот же день на Землю понеслось наше сообщение. Ответ Кос­мического центра обрадовал. На Марсе уцалось захватить и удер­жать в ловушках частицы излучения маяка. Специалисты изучили их, и сейчас медики гарантировали, что вылечить С. В. можно. А нам был дан приказ возвращаться. Центр отмечал, что экипаж «Набата» свою задачу выполнил. Записанное нами послание ино­планетян очень сложное и пока расшифровке не поддается, тем более, было сказано в приказе, не сможем этого сделать мы. Нам запретили вторжение силой в станцию-спутник. Это и опасно, и может вообще нанести непоправимый вред будущему контакту. С Земли к Плутону направляются нам на смену два корабля класса «Набат». Мы с ними встретимся в пространстве между Марсом и Юпитером.

Нужно собраться в дорогу. Однако вместо радости я почув­ствовал досаду. И П. К., прочитав телеграмму руководителя по­лета. как-то нахмурился, сделался задумчивым.

Мне казалось, что я понимаю, почему приказ возвращаться не вызвал у П. К. энтузиазма. Спутник нашли мы, а настоящие, конкретные исследования этого творения чужого ума, может, и сам контакт осуществят другие. Согласитесь, это несправедливо. Обидно даже мне, хотя мой личный вклад в данном случае совсем незначительный. Не то что П. К., которому принадлежит главная заслуга в этом крупнейшем открытии. Я посочувствовал ему.

П. К. улыбнулся и произнес:

— Само собой.

Он вроде бы и соглашался со мной, и вместе с тем думал о дру­гом, похоже, весьма далеком. Он был таким молчаливым и сосре­доточенным, каким я редко когда видел его. Где же он витал в мыс­лях? На встреченном нами спутнике, на планете, откуда прибыли когда-то в Солнечную систему его творцы? Впрочем, если так, то в этом ничего удивительного нет. Я тоже ни на миг не забываю, что рядом с «Набатом» плывет загадочное космическое тело искусст­венного происхождения. Стоит представить себе этот огромный обрубленный цилиндр, как по спине начинают бегать мурашки.

Пока я размышлял. П. К. на минутку словно опустился на зем­лю, ну, на пол в наших обстоятельствах.

— Степана Васильевича мы должны вовремя доставить, так что не будем сетовать на судьбу, она и так была с нами щедрой, — сказал П. К. — Ведь все сразу не ухватишь, Витя.

— Но и оставлять то, что потом вдруг не поднимешь, тоже нельзя. — Я имел право так возражать: за жизнь С. В. уже можно было не тревожиться.

П. К. промолчал, снова став задумчивым, и отошел к широко­му, на полстены, открытому иллюминатору, за которым в черной бездне светили звезды.

Смотрел я на П. К. и удивлялся несвойственной ему инертнос­ти. Возвращение домой, какие бы умные автоматы у нас ни были, требует активной деятельности экипажа. Так что, если у моего старшего товарища нет настроения или силы работать, я должен взять инициативу в свои руки. Я наклонился над пультом и начал давать нужные команды корабельной ЭВМ. И вдруг П. К., не обо­рачиваясь, попросил:

— Сделай поправку, Витя, мы задержимся.

Зачем эта задержка, я не понял. Но распоряжения капитана не оспариваются. И я послал сообщение в Космический центр.

15 февраля. Оставив вчера меня в рубке, П. К. позвал Вундеркин­да. Он наговорил роботу уйму цифр, а потом пошел в свою каюту.

— Три часа на сон, — предупредил он, словно я собирался разбудить его раньше.

После последнего посещения П. К. спутника прошел трид­цать один час. Мне это не говорило ничего. Но П. К. неожиданно объявил, что полетит туда еще раз. На мой немой вопрос сказал озабоченно: