старец: "Вот и у тебя украли. А ты когда-нибудь помынав своих родителей?" Он ответил: "Нет, батюшка, никогда не поминал". — "Ну вот, надо помянуть", и много еще говорил ему в назидание старец и привел его в такое состояние, что тот перестал жалеть об украденном и пошел от старца утешенный. Нелишне заметить здесь, между прочим, что старец Павел, не любивший, когда его называли дедушкой, в этот раз нисколько не обиделся на барышника, назвавшего его "дедушкой". Умея понимать людей и видеть их душевное состояние, старец мудро обращался с ними, и в этом случае, видя простоту души барышника, он не только не обиделся на? него, но не сделал ему за это даже никакого замечания. Из этого рассказа мы видим, как мудро и осторожно старец обращался с людьми; как он понимал их душевное состояние и старался повлиять на них в лучшую сторону; даже людей, нравственно испорченных, он не отгонял от себя, жалел их и нередко обращал их на путь истины, при этом подолгу беседовал с ними, стараясь внушить им чувство веры в Бога, сознание долга, пред Богом и людьми и стремление к лучшей праведной жизни. Расположивши грешника к раскаянию, нередко доведя его до слез, старец заставлял его в своей келий молиться, причем сам также обращался к Богу с усердною и пламенною молитвою о заблудшем брате. И сильна, и дерзновенна была эта молитва, когда силу ее чувствовали и испытывали на себе обращавшиеся к: старцу, он же никому никогда не отказывал в своей молитве, твердо помня заповедь Божию о любви к ближнему и на деле стараясь исполнить ее, наставляя ближних словом и примером своей праведной жизни и молясь за всех православных христиан.

Интересен рассказ одного посетителя старца по имени Николай, как он однажды был у него. Николай был человек верующий и нравственно не испорченный. Ехал он на рыбные промыслы в Таганрог на пароходе. Когда пароход подходил к Елизаветовской станице на Дону, то показалась церковь, головы пассажиров моментально обнажились, и народ стал креститься. Когда все понадевали уже свои головные уборы, один он все еще продолжал креститься и кланяться удаляющемуся храму, — "Разве Богу надо, чтобы ты рукой кресты на себя клал? — заметил ему сидевший на своем сундучке пожилой и сумрачный пассажир. — Крест надо на сердце иметь". Николай как-то сконфузился и опешил: он никак не думал, что кто-нибудь на него обращает внимание. "А разве тут что-нибудь дурное?" — спросил он робко. — "Да не дурное, а не к чему", — продолжал угрюмо сосед. "Как я во время молитвы начинаю думать о другом да перекрещусь, так моя душа снова на молитву становится", — защищался Николай. — "А это от того, что тем молитвам тебя попы учили, а ты и мелешь их как мельница". — "Да ты чаво-то пристал к пареньку? — вмешалась тут одна женщина-пассажирка, — он молился Богу, тебя не трогает, стало быть, его душа требует и молитвы и креста, а ты, видно, молокан, попов не признаешь, ну и кат тебя дери..." — "А вы-то думаете, что попы вас на веревочке в рай втянут, сам должен добиваться". — "Спасибо вам, тетенька, что заступились, — обратился Николай к женщине, — но только не надо обижать доброго человека, он может меня правде научить. Я вот работаю на рыбных тонях, хорошо дело знаю, хорошо зарабатываю, но мне истинной правды Божией хочется. Зовут меня Николаем, я и к своему Николаю Угоднику обращаюсь, чтобы он мне путь указал".

Этот разговор внимательно слушал лежавший на палубе казак. Ему, как видно, хотелось вмешаться в разговор. Наконец он решился: "Послушай, Николай, забасил старый казак, — коли ты ищешь Бога, так не должен обращаться к тем, кто его потерял, а к тем, кто Его сохранил; ведь молокан был прежде православный, да потерял веру и бродит, отыскивая другую. Что же ты у бродяги про дорогу спрашиваешь?" Был ли человек -с отрицательным образом мыслей — молокан или нет, неизвестно, — но он запротестовал против такой характеристики. Однако казак повелительным жестом руки его остановил и, обращаясь к Николаю, сказал: "Ты куда, сынок, направляешься?" — "В Таганрог, на рыбные промыслы Хорвата". — "Ну так вот тебе мой совет: поищи в Таганроге возле рыбного базара благочестивого старца Павла Павловича, там тебе покажут, где он живет, да и побеседуй с ним; правда, тот крепок и силен в вере отцов и дедов наших, ведь не со вчерашнего дня наша православная вера стоит, чтобы менять ее, как зипун какой, поумней нас, чай, люди были и веровали. А этих, сынок, не слушай!" — Старый казак презрительно махнул рукой, повернулся на другой бок и замолчал. Пароход входил в море уже сумерком, вечер был чудный, тихий, но несколько свежий; на небе начали зажигаться звезды; палубная публика, тепло укутавшись, спала; пароход, взбивая пену колесами, перерезывал море, направляясь к Таганрогу. Николай, облокотившись о борт парохода, глядел то на небо, то на море, в котором отражался небесный купол с его звездами, его тайнами, а вдали где-то мерцали огоньки Таганрога. "Что там мне скажет благочестивый старец? Уж я его отыщу, ведь недаром же о нем говорят по всей округе". Взор Николая выражал религиозный восторг. "Боже! Боже! — шептал он, — и все это море, и все это небо, и ясные звездочки, — все оно у Тебя по мановению руки Твоей!"

Пароход пришел в Таганрог ночью, а наутро по звону колокола Николай направился в близстоящую около гавани церковь Св. Троицы. Служил почтенный старик-священник; очень Николаю понравилась его служба, он усердно молился; из церкви он направился на старый базар, напился чаю в трактире "Эллада", оставил там свои вещи и пошел искать благочестивого старца Павла Павловича. Поиски были недолги, — скромное жилище Павла Павловича скоро указали Николаю, и в сильном смущении и волнении он низко поклонился старцу. Лицо этого последнего было строго, глаза выражали ум и проникновение в сердце человека, но в то же время какая-то притягательная сила от него исходила и располагала в его пользу. Что тебе, добрый человек, от меня нужно?" — спросил он Николая, показывая ему рукою на стул. — "Слышал о вас, Павел Павлович, что людей колеблющихся укрепляете, вот я и пришел к Вам". — "А давно ты в Таганроге?" — "Да вот только с парохода, зашел в церковь, что над морем, помолился да оставил вещи в гостинице и пришел к вам, простите ради Христа, что побеспокоил". — "Ну, что за беспокойство, я рад с тобой" побеседовать. Но если и помогу, то, поверь, не своими слабыми силами. Ну, что же ты видел в церкви, кто и как там служил?" — "Почтенный старик-священник дивно служил, незаметно, как обедня прошла". — "Ну, вот слышишь звон, это в другой церкви звонят, пойди помолись, а потом захвати свои вещи и приходи ко мне, поживи у меня денька два, мы друг друга лучше поймем".

Николай поблагодарил Павла Павловича и пошел в указанную