шпионажем. Спортивный шпионаж — это такой вид разведывательного ориентирования на местности, которым увлекаются из спортивного интереса, то есть для души и физкультуры. Сова повсюду расставляла своих жучков, которые все подслушивали, записывали и передавали по подпольной грибничной рации в главный штаб — передвижной суперсекретный дуб на колесиках, искусно замаскированный под неприметный гриб-дубовик в бурой лиственной шляпе, усах и плаще.

— Ястреб, ястреб… я орел… — телеграфировал из-под корней осины взволнованный тайный информатор жучок-короед. — Объект Красная Шапочка, он же Пиноккио-в-перьях, он же Барабашка-лоботряс, выстукивает сверхскоростную шифровку космическому разуму: «Тук-тук, тра-та-тук, тара-тута, трак, тур, кук!» Сижу на хвосте подозреваемого. Ж-ж-жду дальнейших указаний.

— Продолжать наблюдение! — радировала связному жучку сова Агата. — Выдвигаюсь на позицию. — И главный штаб на колесиках, не покачнув ни единым желудем, плавным улиточным ходом ловко прокрадывался по лесу в сторону тревожных позывных.

— Ястреб, ястреб… я кукушка… — рапортовал тем временем с огромного лося малюсенький жук-олень. — Объект Коза Рогатая уперся рогом и бьет копытом. Очевидно, почуял слежку! Нуж-ж-ж-ны срочные инструкции! Прием… ку-ку…

— Без паники, — распоряжалась, подруливая в главном штабе, Агата. — Берите быка за рога! И дело в шляпе! — А дуб на колесиках как ни в чем не бывало, тихой сапой продвигался к следующей шпионской дислокации.

— Ястреб, ястреб… я цапля… — колыхалось в совиных наушниках новое донесение. Это в микрофончик бархатистой камышинки докладывал запыхавшийся жук-водомерка. — Объект Болотный Головастик сделал ноги! Черчу круги. Скольжу по следу.

— Взял языка на мушку! Заморил червяка — сматываю удочки! Машу во все лопатки! — жужжало в ушах у совы до рассвета.

И никто на Земле не догадывался о жучковой разведке Агаты.

А если и догадывались, то лишь самую капельку — с крохотную маковую росинку.

СТАНИСЛАВА, или Сова, любившая театр

ОВА СТАНИСЛАВА обожала театр. Она не пропускала ни одного нового вечернего спектакля. Знала по именам всех актеров, выучила все роли и, разбуди ее среди бела дня, могла вспомнить каждую реплику из водевиля «Лось-самозванец» и проухать любую партию из «Свадьбы соек» или «Сорочинской ярмарки». Больше всего на свете Станислава мечтала работать в театре. Но подходящих данных для этого у нее не было: и внешность неяркая, и голос негромкий, и движения невыразительные.

— В театре самое главное — внешность, — говорил режиссер Сорокин. — Вот посмотрите на нашего Павлина Павлиныча. Он только выйдет на сцену, хвост распустит — и сразу аплодисменты! Даже играть ничего не надо! А голос какой! Закричит — мороз по коже!

Нет, Сорокин говорил это не Станиславе: сова была застенчива и ни за что бы не решилась подойти к прославленному режиссеру. Мэтр Сорокин вещал местным соловьям и окрестным зябликам.

— А те, кто не умеет ни играть, ни петь, ни танцевать, пусть идут в критики!

Но Станислава не хотела быть критиком — ей в театре нравилось все: даже когда кто-нибудь путал слова, или знаменитая прима Воронцова забывала каркнуть в нужном месте, или у попугая Иннокентия отваливался накладной хвост.

Станислава страстно переживала за тех, кто на сцене: перья у нее становились дыбом, а глаза возбужденно горели. Она была бы счастлива, если бы ей разрешили проверять билеты, раздавать программки или работать в гардеробе. Она согласилась бы вешать на ветки чужие собольи и норковые шубы, чтобы только быть поближе к театру. Но, увы, даже эти места были заняты.

И вот однажды во время премьеры детской сказки «Медведь-лежебока» погас свет. То ли случилось незапланированное затмение луны, то ли просто электричество отключили. В зале засвистели, загалдели, закрякали. Медведь в темноте наступил лисе на хвост, и та с перепугу упала в оркестровую яму. В общем, это был полный провал. И вдруг два спасительных луча осветили сцену…

Это, как прожекторы, светились глаза Станиславы.

Спектакль продолжился. Все договорили, допели, дотанцевали… Премьера прошла с грандиозным успехом. Актеров двенадцать раз вызывали на поклон. Но больше всех хлопали не медведю, не лисе и даже не Павлину Павлинычу, а Станиславе.

Тогда же режиссер Сорокин вручил смущенной сове букет незабудок и предложил работать главным осветителем сцены.

Конечно, Станислава была счастлива. Теперь она каждый вечер приходила в театр и сидела в специальной будочке: зажигала светодиодные звезды, неоновую луну и руководила группой молодых светлячков-осветителей.

И правда это или нет — неизвестно… Но говорят, что в честь нашей совы тот театр назвали «Современник».

БРУНГИЛЬДА, или Зубная фея

ОВА БРУНГИЛЬДА работала зубной феей.

Зубная фея — это такая добрая-предобрая волшебница, которая тихонечко прилетает в сонную спаленку ночью на ласковый уютный свет прикроватного абажурчика, тайно юркает под пухлую подушку и сладким шепотом превращает спрятанные там щербатыми девчонками и мальчишками свежевыпавшие молочные зубки в ароматные ванильно-шоколадные монетки, обернутые драгоценной золотистой фольгой.

Но у совы Брунгильды было на этот счет другое премудрое мнение! Она считала, что шоколад — это опасная гадость, ужасно вредная для нежной жемчужной эмали растущих на смену новехоньких спелых коренных крепышей. Он вызывает кариес-вульгариес-кошмариес, а также сахарный диабет и диатез! Поэтому превращала раздобытые молочные горошинки ребячьих подподушечных сокровищ в чесночные головки из дюжины остреньких розовато-сиреневых зубчиков! Ведь что может быть полезнее отборного, ядреного чеснока прямо с грядки? Ну разве что матерый криволапый имбирный корень!

— А-а-а! — кричали по утрам раздосадованные находкой детишки. — Мамочка, почему к нам опять вместо милой феи прилетала эта мерзкая зубная ведьма с