волна ноги лежащей у самого берега Лили, и она чувствовала себя водо­рослью, разнеженной водою и светом! Но ничего этого не су­ществовало для исследователя Глеба. Он не видел ни голубого неба, ни дремлющей горы Ящерки, ни изумрудного моря, ни солнечной ряби на воде, ни сказочных превращений сол­нечных бликов у песчаного дна, где свет ходил тонкими тенями. Он уже не думал о ночных загадках. Бодрым шагом ходил он вдоль моря и размышлял, как его сегодня исполь­зовать. Конечно, море могло бы оказаться и поудачнее. Слиш­ком уж хорошим оно было, это море: почти всегда спокойное, с песчаным пляжем и песчаным дном. И живности мало во­дилось в этой бухте — может, потому, что в ней не было ни камней, ни пещер. Проплывала изредка стайка мелких рыбок и улепетывала куда-то — наверное, в ту сторону, где море было похуже. Но настоящий исследователь всегда найдет, что исследовать. Глеб, например, вначале исследовал соленость воды. Для этого он брал из дому мешочек с поваренной солью, обыкновенную воду и две банки. В одну банку он наливал морскую воду, а в другую обыкновенную и чайной ложкой отмерял и растворял в обыкновенной воде соль. А потом братья пробовали, обыкновенная или морская вода солонее, и Глеб проверял их и записывал. Два дня назад этот опыт за­кончился рвотой у Ивасика и коликами в животе у Вовы. Пришлось исследование приостановить. А Лиля для этих опы­тов вообще не годилась. Она сказала, что обыкновенная соль сладкая, а морская нет, и поэтому сравнивать нельзя. Глеб был возмущен, но для точности эксперимента записал и это заявление.

Но вот Глеб взял маску с трубкой и вошел в море. Он уже знал, что будет нынче изучать — рельеф морского дна после ночной грозы! Дно он знал достаточно хорошо — у него были даже рисунки дна и подводных морских дюн. При пер­вом же погружении Глеб отметил, что дно изменилось: там, где накануне были ложбины, сегодня простирались продоль­ные песчаные бугры. Изменилось расположение песчаных извилин. Он вышел из моря и сделал рисунок в журнале на­блюдений.

После второго погружения он вытащил из воды краба, мертвой хваткой вцепившегося в покалеченную рыбку.

Какой ужас! — сказала мама. — Пойди брось в море.

Ивасик смотрел, болезненно морщась, из-за спины сестры.

—  Это краб,— спокойно определил Вова.— Можно сделать консерву, а рыбу мама пожарит.

—  Живодеры, — обругала Лиля братьев. — Естествопытатели.

Мама посмотрела выразительно на папу, но тот был доволен.

Ничего, пусть закаляются, — сказал он. — Ученый дол­жен быть объективен. Законы биологии лежат вне нравствен­ности. Так же как и законы кухни, между прочим.

Но тут Лиля вырвала у Глеба его находку и выбросила в море. Хотелось Глебу пхнуть ее, но чувство собственного до­стоинства не позволило, да и осторожность: Лиля была не слабее его, а главное — быстрее. И отправился Глеб снова в море, и отплывал все дальше и дальше от берега, и нырял.

Каждый уже занимался своим делом. Как вдруг Глеб под­скочил над водой, замахал руками и закричал невнятно что-то.

—  Он тонет! — вскричала мама, и все семейство броси­лось в воду спасать Глеба.

Кто плыл, кто, подпрыгивая в воде, бежал, кто подныри­вал для быстроты — каждый, как умел,— и все были уже близко, когда Глеб, снова вынырнув, выкрикнул:

—  Камень!

Это уже все разобрали. И решили, что его тянет под воду камень. Папа нырнул и увидел, что Глеб в самом деле прилип к какому-то камню, не такому уж и большому, размером с трех­литровый баллон. Папа рванул Глеба вверх, Глеб всплыл, крикнул «камень» и снова ушел под воду. Тогда папа еще раз нырнул и ухватился за камень. И вдруг камень легко, как пузырь, всплыл, и вместе с камнем всплыли Глеб и папа, удив­ленно уставившиеся друг на друга. Глеб и папа одновремен­но отпустили камень, но и тогда он не пошел ко дну.

—  Ты что? Это что? — задал папа сразу два вопроса, хотя обычно он не задавал вопросы, а, наоборот, отвечал на них. Но Глеб не в состоянии был ответить — стянув маску, он отпыхивался.

» Нужно... его... на берег, — наконец выговорил Глеб.

К этому времени подплыли уже остальные Гвилизовы и принялись толкать плавающий, как пенопласт, камень. Ско­ро роли разделились. Глеб, папа и мама подталкивали камень, плывя, Ивасик и Вова просто держались за него, как за спасательный круг, а Лиля кувыркалась впереди, расчи­щая, как она говорила, дорогу.

Они были уже в нескольких шагах от берега, когда ка­мень вдруг ухнул под воду. Конечно, Ивасик и Вова от неожи­данности тоже булькнули вниз. Папа нырнул за детьми, а Глеб за камнем. Было уже неглубоко, и дети тут же встали на ноги, а бедный папа чуть не воткнулся головой в песок. Но вот камень лег так плотно, что никакими силами ни Глеб, ни папа с мамой не могли его сдвинуть с места.

—  Тащи палки! — закричал Глеб так, будто на голом пес­чаном пляже были какие-нибудь палки. Разве что стояла одна кривобокая скамейка. Хозяйственный Вова к ней и напра­вился. Но скамейка так глубоко ушла в землю, что нужен был бы экскаватор, чтобы выкопать ее.

—  А почему, собственно, мы должны тащить на берег этот камень? — возмутилась вдруг мама.

Но Глеб и не подумал объяснять. Он пыхтел, пытаясь сдвинуть камень с места. Рядом с ним точно так же пыхтел и старался папа — не то из солидарности с натуралистом- сыном, не то разозленный странным коварством неодушевлен­ной природы. Ивасик в это время уже лежал на песке, дро­жащий от переохлаждения и, если бы не крупная дрожь, вполне бы мог сойти за утопленника: синее лицо, закрытые глаза, прилипшие ко лбу мокрые волосы, приоткрытый рот. Мама, перекатывая его с промокшего песка на сухой и горя­чий, попутно растирала мохнатой простыней. От ревности к брату Вова так расшатывал скамейку, что, казалось, вполне обойдется и без экскаватора.

—  А ну... взяли,— натужно крякнули Глеб с папой, и — камень вдруг всплыл и с размаху, под напором не успевших ослабить натиск рук выскочил на берег.

—  Ур-ра! — закричало семейство, даже дрожащий Ивасик.

Но Глеб глазам своим не верил. Он вернулся в воду, туда, где только что лежал камень, обнаружил глубокую вмятину, но ничего другого, что держало бы камень, не давая ему сдвинуться с места, не было. Он вылез на берег, подвигал камень — камень как камень, только очень легкий.

Меж тем к камню тянулся заинтересованный народ. Ка­кой-то здоровый дядька, наблюдавший, как они не могли сдви­нуть камень с места, нагнулся и с силой рванул его вверх. Рванул и сам опрокинулся — камень был удивительно легок. Какие-то мальчишки начали пинать камень, как футбольный мяч. Глеб стоял, раскрыв рот. И точно так же был раскрыт рот у папы, словно папа был просто большой Глеб. Наконец Глеб