Он стоял перед нею.
Раздались резкие лязгающие звуки, как только его глаза сомкнулись с ее глазами. При этом беспощадном исследовании женщина сохранила ее психическое равновесие с самым минимальным запасом.
Студент.
Соловей, для любви Студента, делает Красную Розу. Отвратительная жидкость обжигала ее горло, но она не могла проглотить ее.
Постепенно она принудила себя к осознанию искривленного сардонического рта, обрамляемым орлиным носом и выступающим подбородком. Черты лица, покрытого белой пудрой, было невозможно рассмотреть из-за его необычного размера. Большая часть бровей была затенена свисающими кисточками с передней части академической шапочки. Возможно, наиболее поразительной частью человека было не его лицо, а его тело. Было очевидно, что у него было некоторое физическое уродство, по внешним признакам, мало чем отличающимся от ее собственного. Она поняла интуитивно, что он не был истинным горбуном. Его грудь и плечи были чрезмерно широки, и казалось, что у него, как и у нее, имеется масса лишней ткани на верхних грудных позвонках. Она предположила, что лопатки были полностью скрыты.
Его рот искривился в тонкой усмешке. — Белл сказал, что вы придете. Он поклонился и протянул свою правую руку.
— Мне очень трудно танцевать, — оправдалась она низким поспешным голосом. — Я оскорбила бы нас обоих.
— Я не лучше в танцах, чем вы, и, вероятно, даже хуже. Но я никогда бы не бросил танцевать просто потому, что кто-то мог бы подумать, что я выгляжу неуклюжим. Пойдемте, мы будем использовать самые простые «па».
Было что-то резкое и резонирующее в его голосе, который напомнил ей о Мэтью Белле. Только… Голос Белла никогда не вызывал у нее тошноту.
Он протянул свою другую руку.
Позади него танцоры отступили к краю квадрата, покидая пустой центр, и первые удары ее музыки от павильона с оркестром поплыли к ней с восторженной ясностью.
Только они, вдвоем, здесь… перед тысячами глаз…
Подсознательно она следовала за музыкой. И вот ее реплика — сигнал для Соловья, чтобы лететь к его неизбежной встрече с белой розой.
Она должна протянуть обе вспотевшие руки этому незнакомцу, должна соединить ее уродливое тело с его таким же бесформенным телом. Она должна, потому что он был Студентом, а она была Соловьем.
Она, молча, двинулась к нему и взяла его руки.
По мере ее танца резко освещенная улица и лица, казалось, постепенно исчезали. Даже Студент растворился, померкнув на расстоянии, и она предалась нескончаемому Сновидению.
Глава 3
Ей грезилось, что она танцевала одна в лунном свете, что она трепетала в отдельных кругах лунного света, очарованная и потрясенная тем, что она должна сделать, чтобы создать Красную Розу. Ей грезилось, что она пела странную и волшебную песню, поразительный ряд аккордов, песню, которую она так долго искала. Боль поддерживала ее на измученных крыльях, затем тяжело бросила ее на землю. Красная Роза была создана, и она была мертва.
Она застонала и изо всех сил пыталась сесть.
На нее сверкнули бледные глаза. — Это был совершенный шаг — только больше «па», чем «па-де-де», — сказал Студент.
Она оглянулась в неловком изумлении.
Они сидели вместе на мраморной скамье перед фонтаном. Позади них была изогнутая тропа, ограниченная высокой стеной, покрытая цепляющейся зеленью, усеянной тут и там белыми точками.
Она положила руку на свой лоб. — Где мы?
— Это — Парк Белой Розы.
— Как я здесь оказалась?
— Вы танцевали на ваших собственных двух ногах через арку вон там.
— Я не помню…
— Я подумал, возможно, что вы пытались придать немного реализма этой роли. Но вы опережаете события.
— Что вы подразумеваете?
— Здесь растут только белые розы, и даже они не будут в полном расцвете в течение месяца. Только в конце июня они будут реальным зрелищем. Вы подразумеваете, что вы не знали об этом небольшом парке?
— Нет. Я даже не была в «Вия» прежде. И все же…
— И все же что?
Она была не в состоянии сказать кому-либо, даже Мэтью Беллу, что она теперь собиралась сказать этому человеку, абсолютному незнакомцу, ее спутнику на час. Ему нужно было сказать, что, так или иначе, он также был вовлечен в балет сновидения.
Она начала, запинаясь. — Возможно, я действительно знаю об этом месте. Возможно, кто-то сказал мне об этом, и информация была похоронена в моем подсознательном уме, пока я не захотела белую розу. Действительно, в моем балете есть кое-что, чего доктор Белл не говорил вам. Он не мог, потому что только я это знаю.
Музыка Розы приходит из моих сновидений. Только, лучшее сказать, из кошмаров. Каждую ночь партитура начинается сначала. Во сне я танцую. Каждую ночь, месяц за месяцем, было немного больше музыки, и немного больше танца. Я попыталась вытащить всё это из моей головы, но не смогла. Я начала записывать это, и музыку и хореографию.
Неулыбчивые глаза человека были устремлены на ее лицо с глубоким вниманием.
Поощренная, таким образом, она продолжала. — В течение прошлых нескольких ночей у меня во сне был почти полный балет, прямо до смерти соловья. Я предполагаю, что я полностью отожествляю себя с соловьем, что я подсознательно проверяю его песню, поскольку он нажимает своей грудью на шип белой розы. Это место, где я всегда пробуждаюсь, или, по крайней мере, всегда делала до сегодняшнего вечера. Но я думаю, что я слышала музыку сегодня вечером. Это ряд аккордов… тридцать восемь аккордов, точно. Первые девятнадцать были ужасны, но вторые девятнадцать были изумительны. Все было слишком реально, чтобы проснуться. Студент, Соловей, Белые розы.
Но теперь мужчина отбросил назад свою голову и оглушительно рассмеялся. — Вам необходимо показаться психиатру!
Анна кротко склонила свою голову.
— О, не принимайте это слишком близко к сердцу, — сказал он. — Моя жена даже меня хочет послать к психиатру.
— Действительно? Анна была внезапно озабочена. — А что, как ей кажется с вами не так? Я подразумеваю, что ей не нравится?
— Вообще, моя