Ник Никсон А Солнце белое

* * *

Не думаю, что писать это письмо хорошая идея. Я предпочел бы поговорить с тобой с глазу на глаз. Док считает по — другому, поэтому я попробую.

Не знаю, как ты, а я часто вспоминаю Луну. Когда находишься там, где по законам природы тебе не место — испытываешь чувства, сравнимые только с рождением. Пишу и вновь перехватывает дыхание. Уверен, ты чувствуешь то же самое, читая эти строки. Ты как — то сказал: «Будучи единственным на Луне, я не чувствую себя одиноким». Именно поэтому провожая очередной экипаж, ты подавал рапорт снова. На Земле среди десяти миллиардов людей, ты боялся остаться один.

Помнишь, как нашли камень? Ты запнулся об него и пропахал шлемом борозду. Лежал и хохотал, помнишь? Загребал руками реголит, будто плыл в песчаном океане. Называл себя лунным кротом. И хохотал.

Мог ли я догадаться тогда о том, что случится? Никто не мог. Хотя в глубине я… А к черту мои мысли. Для этого и пишу. Чтобы ты понял, осознал… Задумался. Я не враг и не хотел до этого доводить. Ей-богу не хотел. Не держи на меня зла, просто пойми. По — другому я не мог…

* * *

Данилов закончил разговор с Доктором Груничем по радиосвязи. За последнюю неделю он провел десятки бесед — с руководителями полетов, инженерами связи, научными консультантами. Психологическое тестирование, проверка здоровья вдоль и поперек.

Решение руководства единогласно — Данилов остается капитаном экипажа станции Луна–2 еще на два года.

Грунич почти не задавал вопросов. Семь лет назад он впервые утвердил Данилова в экипаж, тогда еще простым бортинженером, и с тех пор они стали друзьями.

Вот были времена… Кажется, прошла целая вечность.

Первый взгляд в космос, первый облет луны и, конечно, высадка на поверхность. Нога, утопающая в реголите. Вокруг серость, над головой прячутся звезды, солнце подсвечивает пологие холмы. Оно правда белое, черт его возьми. И вот, стоя на краю кратера, облаченный в тесный скафандр, наблюдаешь за нависшим над горизонтом голубым шариком, впервые осознавая, как далеко забрался от дома. Воспоминания упрямо тянут обратно. Ты же хочешь остаться здесь — наслаждаться умиротворяющей тишиной космоса.

Данилов услышал голос. Осмотрелся. В каюте никого. Ему не показалось, это снова он. Голос, так похожий на его собственный. Шепчет, иногда кричит, и всегда неразборчиво.

Доктору Груничу Данилов не рассказал. Тот сразу включил бы старую шарманку:

«Эд, нельзя так долго летать… Космическая болезнь — не миф…»

Да — да… Слышал неоднократно. Только, несмотря на упрямство Грунича, Центр каждый раз подписывает новый контракт. Если у Дока что — то есть на Данилова, кроме нелепых догадок, не составило бы труда убедить Центр списать капитана на Землю. Однако Данилов с блеском проходил все проверки, его репутация безупречна. Кто, как не он лучше знает станцию? Три сотни высадок за плечами, собственными руками перелопатил десятки тонн породы. Капитан, который всегда оправдывает доверие.

А голос этот… Наверное, старые динамики барахлят. Данилов постучал по одному над головой. Тот зашипел в ответ. Вот и причина нашлась. Небось зациклил старые записи переговоров.

С кресла открывался великолепный вид на вращающийся за стеклом звездный пейзаж.

Несмотря на положительное решение Центра, Данилов пытался подавить в себе надвигающийся приступ тревоги. Сегодня день смены экипажей. Тяжело осознавать, что привычный мир рушится. Мирослав и Ева улетят домой, а Данилов останется. На смену прибудут другие, на станции зародится новый мирок. Лучше или хуже предыдущего — неважно. Главное, что не будет такого, как прежде.

* * *

Впервые прилетев на Луну–2, ты будто оказываешься в гостях у старых друзей. Данилову потребовались годы, чтобы превратить некогда безликую железную лабораторию в уютное гнездышко.

Вдоль неподвижного сердечника станции тянется длинный служебный коридор. По нему можно попасть в бункер с припасами, шлюзовые камеры и двигательный отсек. Здесь круглосуточно царствуют невесомость, прохлада и гул вентиляторов. В свободное время Данилову нравится выбираться сюда и, расстелившись на невидимом диване, летать от одного конца к другому, погружаясь в собственные мысли.

На этот раз в сухом воздухе коридора витало эхо привычного развеселого гогота.

— Лови, — Мирослав швырнул перчатку, когда Данилов показался в проеме люка шлюзового отсека.

Данилов театрально увернулся, бросил в ответ отвертку. Мирослав кувыркнулся через голову, изобразив в воздухе ковбойскую стойку. Ловким движением поймал отвертку, повертел в руке, словно револьвер, и сунул в карман — кобуру.

Будучи худющим по природе, Мирослав обладал недюжинной силой и сноровкой. Во время высадок не раз выручал неповоротливого Данилова.

«Команда лунатиков всегда в строю», — шутил Мирослав.

И сегодня команде пришел конец…

— Чуть не убил. Нет, это не тебе, брат, — Мирослав поправил микрофон с наушником. — Да, твой будущий капитан Эд Данилов в гости заскочил. Так, о чем мы говорили… Ах, да. Заходишь на сближение медленно. Стыковка пройдет в автоматическом режиме. Держи курс, никуда не торопись, все ясно? Приказываю? Именно это и делаю. А потому что твой старший брат, умник. Да — да, расскажешь при встрече, как меня любишь. Скоро увидимся, братец. Конец связи.

Мирослав снял наушник, потер ухо.

— Никто меня так не выводит…

Данилов посмотрел в круглое окошко внешнего люка. Его встретил непроглядный мрак и гладко выбритое лицо в отражении. Благородная залысина, аккуратно подстриженные бока, прямой узкий нос — готовый портрет для стены почета летной школы. Хотя там уже висит его портрет лет эдак десять. Только у того Данилова волос побольше, да морщин поменьше.

Станция пролетала над обратной стороной спутника, навечно спрятанной от взора родной планеты. Здесь хозяйничала ночь, а значит Земляне любовались полнолунием.

— Марк уже не ребенок, — сказал Данилов.

— Для меня он всегда будет одиннадцатилетним шкетом со рваными коленками. Ты же знаешь, когда нашего старика не стало, он меня за отца считал, — Мирослав вручную прощупывал воздушные клапаны.

Данилов бросил взгляд на экран модуля управления. Все клапаны в норме.

— Сработает как надо. Зря печешься.

— Хочу перестраховаться.

— Как знаешь.

У Данилова пшикнула рация. Из динамика заговорил звонкий женский голос:

— Капитан, Центр согласовал стыковку. Шаттл на расчетной орбите, замедляется. На следующем витке догоним его. Сообщают, что к Земле движется мощный поток солнечного ветра. Ожидаем сбои