Эта сцена завершилась настолько быстро, что я едва верил в реальность происходящего. Вместе с чувством удовлетворения от мысли, что самое большое мое желание наконец-то исполнилось, я почти физически ощутил одновременно и тот тяжкий груз ответственности, который ложился отныне на мои плечи. Но отступать было поздно, теперь оставалось одно: лечь, как говорится, костьми, но оправдать доверие.

Быстро прикинув, что времени на подготовку дивизии к боям остается в обрез, я решил ехать туда немедленно и, сунув в планшет предписание, направился к машине.

— Минутку! — придержал меня за локоть Черняховский. — Офицеров своих отпустите, пусть пересядут ко мне во второй «виллис», а сами учтите следующее…

Перейдя с официального тона на простой, доверительный, он дал несколько напутствий, с чего начинать работу на новом месте.

— Дивизия, как вам известно, будет наступать на главном направлении на незнакомой местности, — напомнил он. — Все три ее полка «сядут» на участок, который оборонял один стрелковый батальон. Следовательно, наряду с другими мероприятиями активнее ведите разведку противника и подготовку исходного положения для наступления. Кроме того, как можно быстрее восполните все потери в тысяча восемьдесят седьмом полку. Я дам указание кадровикам, — глянул он на Комарова, и тот сделал пометку в записной книжке, — чтобы его немедленно доукомплектовали всем необходимым. Ну, а в остальном сами на месте разберетесь, как быстрее и лучше подготовиться к боям.

Расстелив на траве карту, Черняховский вкратце обрисовал перспективы развития Глуховской операции. Определяя роль 322-й стрелковой, он подчеркнул, что она наступает на правом крыле группировки, обеспечивая стык нашей армии с 65-й, действующей севернее на севском направлении. Можно было ожидать поэтому более чем вероятных контратак противника на этом фланге. Для их отражения надлежало выделять значительные силы, ослабляя тем самым ударную мощь наступающих полков. Стало быть, следовало позаботиться о том, чтобы гитлеровцы возможно дольше не нащупали этот стык и не попытались вбить в него клин.

— И вообще, всю подготовку к прорыву, — подчеркнул командарм, — нужно проводить столь же интенсивно, сколь и скрытно. Вот, пожалуй, и все, — поднимаясь на ноги и пожимая руку на прощание, заключил он. — От души желаю успеха на командирском поприще.

Через минуту наши пути разминулись. Черняховский спешил в штаб армии, где ждали его срочные дела. А я возвращался на передовую, к новому месту дальнейшей службы.

Листая боевой формуляр…

Мне уже неоднократно приходилось бывать до этого в 322-й. И всякий раз я ехал туда с особым желанием еще и потому, что близко сошелся в разное время с двумя ее бывшими командирами. И Степан Николаевич Перекальский, и Николай Иванович Иванов, о которых я еще расскажу, перед тем как вступить в эту должность, находились в распоряжении штаба армии и использовались на оперативной работе. Достаточно часто я встречался по делам службы и с другими офицерами этого соединения и даже успел составить о некоторых вполне определенное мнение.

Что касается характеристики самой дивизии в целой, то она считалась, пожалуй, одной из лучших у нас в армии. Причем такой вывод и командующий, и мы, штабисты, делали не только на основании последних боев под Воронежем и Курском, в которых она участвовала, но и путем изучения боевых формуляров, отражающих всю ее историю со дня формирования. (Черняховский, кстати сказать, следил за тем, чтобы работники его штаба знали не только номера и штаты дивизий, входивших в 60-ю армию, их состояние и возможности, но и то, как они воевали до этого, чем известны и прославлены.)

В те дни, с которых я начинаю рассказ, 322-я стрелковая дивизия как раз отмечала двухлетний юбилей: она была сформирована в августе 1941 года в Горьком. Несмотря на такой отроческий возраст, соединение заслуженно гордилось богатой летописью боев. Боевое крещение оно получило в декабре 1941 года, в период контрнаступления советских войск под Москвой. Суровыми и неимоверно тяжелыми были те героические сражения. Наступая в пешем строю по глубокому снегу, не имея возможности отдохнуть и обогреться даже в самые лютые морозы, бойцы и командиры 322-й, неся потери от ударов авиации противника, в течение месяца безостановочно двигались на запад. Пройдя с боями свыше 400 километров, они освободили более 350 населенных пунктов, вызволив из фашистской неволи тысячи советских людей. Многие воины соединения проявили при этом исключительную храбрость, высокое мужество и героизм, стоящий на грани самопожертвования…

Старые солдаты часто вспоминали потом, уже в мою бытность комдивом, и затяжные, изнурительные бои лета и осени 1942 года. Об одном из них, об отваге и стойкости бойцов и командиров 322-й я сам, кстати, читал в то время в «Правде», даже не подозревая, что спустя год судьба сведет меня с этими людьми. Позволю себе заодно пересказать и газетный репортаж, о котором упомянул.

В начале сентября 1942 года дивизия занимала оборону по восточному берегу реки Рессета. Немцы непрерывно атаковали ее позиции, стремясь расчленить боевые порядки полков и уничтожить их по частям. Более всего они беспокоили стрелковую роту лейтенанта Н. Гришаева. Та прикрывала лесную поляну, через которую легче всего, по разумению гитлеровцев, было прорваться в тыл дивизии.

Первые атаки противника стрелки отбили дружным огнем. Но командир роты был недоволен. Он ходил по траншеям и громко поругивал бойцов: «Испугались немцев, рано открыли стрельбу. Надо было подождать, пока фрицы выберутся на бугор, а потом уже расстреливать их в упор!»

Через некоторое время гитлеровцы вновь изготовились к атаке. Стоя в окопе, Гришаев внимательно наблюдал в бинокль за сосредоточением их сил. К нему один за другим подползали связные.

— Фрицы накапливаются в лощине, сейчас двинут на нас! — торопливо докладывал один. — Командир взвода просит разрешения открыть огонь.

— Без приказа не стрелять! — не оборачиваясь, отвечал Гришаев.

Связной исчезал, а его место занимал другой.

Услышав в третий раз об угрозе со стороны противника, Гришаев, к удивлению очередного связного, удовлетворенно произнес:

— И очень хорошо, что накапливаются. А теперь пусть наваливаются все разом!

Услышав такой ответ, молоденький боец недоуменно посмотрел на командира и пожал плечами. «Чего уж, мол, тут хорошего? — выражал его жест. — Сейчас стрелять нужно, потом поздно будет!»

Наконец гитлеровцы вскочили на ноги и с дикими криками и стрельбой побежали вперед. Стрелки на этот раз точно выполнили приказ командира роты,