какое же это испытание — приносить людям страдание?!. Конечно, я понимаю, это так, к слову пришлось, но и к слову так говорить нехорошо…
Коноплев смолк. Сергеев спал похрапывая.
— Убаюкал человека… А, видать, добрая душа. Завтра непременно попрошу совета. Шутка шуткой, а какое же это испытание?..
На следующий день после работы и еще более удачной вечерней рыбалки, плотно поужинав, «баптисты» снова очутились на сеновале.
Коноплев повторил вчерашний рассказ. Ему хочется знать: в евангелии где-нибудь сказано о таких испытаниях? Голубев — человек образованный, он должен знать… Потом Коноплева беспокоит, что Голубев всегда раздражен. Раз человек верит и чувствует близость бога, он должен быть спокоен и радостен… Голубева же не понять…
— Где он работает? — спросил Сергеев.
— Где-то в городе, говорит, что агент в учреждении.
— Когда и где вы с ним познакомились? — Сергеев вдруг спохватился, что перешел к допросу. — Это мне нужно для того, чтоб дать тебе толковый совет! — пояснил он.
— Понимаю. Я с ним не знакомился… Он просто приехал в наш колхоз по своим агентским делам, встретил меня на колхозном току, то да сё, оказались общие знакомые, с одним его другом я горе и нужду мыкал в фашистской неволе. Позвал его к себе. Оказалось, мы с ним значимся в одной баптистской общине. Я собирался новую избу ставить, он мне предложил денег: братья должны друг другу помогать… Но я решил, пусть мне колхоз поможет, как помог другим колхозникам.
У Сергеева почти созрело убеждение, что Коноплев попал в шпионские сети. Но как добраться до лазутчика? Адреса его Коноплев не знает. Ждать, пока он появится здесь? Но иногда он является через месяц, а бывает, и через полгода. Дать поручение местным властям? — рискованно.
На третий день, когда они продолжили свою, теперь еще более откровенную, беседу, Сергеев рассказал Коноплеву много такого, о чем тот до сих пор не имел никакого представления. Кто не знает, что в жизни часто к хорошему липнет дурное? Кто может поручиться, что Голубев не примазался к их чистой вере? В прошлом, при царизме, не раз так бывало: баптистами руководили крупнейшие помещики Мазаевы, купцы Смирновы, лорд Редсток, барон Корф, граф Бобринский, графиня Шувалова. Только ли вера привела к баптизму этих людей? Руководитель баптистов Павлов без всякого стеснения говорил: «Мы, баптисты, ничего не имеем против миллионов нашего брата во Христе Рокфеллера; мы довольны и счастливы, что второй наш брат Ллойд-Джордж управляет великой страной…»
На нашей земле, когда решался всемирно-исторический вопрос о власти, баптист Проханов ратовал за примирение классов между собой, за поддержку правительства Керенского; он нападал на большевиков, обливал грязью революцию, требовал «власти твердой руки», то есть контрреволюционной диктатуры.
В то же раскаленное борьбой время вожаки баптизма Одинцов и Фризен отстаивали власть Романовых.
Очень много зла причинили руководители баптизма революции, рабочим и крестьянам. Был такой журнал у баптистов: «Слово истины». Писаки этого журнала договорились до чудовищных вещей: «Республика Советов — это орудие греха, и она скоро сгинет».
С одной стороны, проповедовался лозунг «не убий» — это когда дело касалось службы в Рабоче-Крестьянской армии, с другой — рядовых баптистов загоняли к белым, создавали для Колчака специальные «дружины святого креста»… Поэтому, откуда знать, кто этот Голубев, почему он недоволен нашей жизнью и заговорил о поджоге колхоза.
— Неужели же Голубев принадлежит к такой братии? Я ему горло тогда перегрызу! — скрипнул зубами Коноплев, но спохватился и виновато добавил: — Прости ты меня, господи, согрешил…
— Возможно, я ошибся, — сказал Сергеев, — возможно, он честнее нас с тобой, и мы грешим. Но нам всё же есть над чем подумать. А знаешь что: сведи ты меня с этим Голубевым, посидим, потолкуем… Согласен? И знаешь, о чем я хочу попросить тебя: как появится он у тебя, позвони, я тебе телефон оставлю. Но только заклинаю тебя господом богом: никому ни слова, и самому Голубеву особенно… А то он подумает: «Кто это заинтересовался мной и почему?». Позвонишь, и я моментом прикачу. Порыбачим втроем — глядишь, и распознаем, что это за человек…
Коноплев согласился. Сергеев еще сутки прогостил в колхозе. О Голубеве больше не говорили. Только при расставании Сергеев сказан:
— Так я жду, Касьян Титыч, твоего звонка…
ЛитВек: бестселлеры недели
