Только винтовки отобрали. Правда, опасаюсь, что некоторые из них могут домой не успеть - те на кого освобожденные каторжники "зуб положили".

  - Остановка Дерезай. Кому надо вылезай!

  Ага, наконец-то, приехали. Ну, вперёд, на баррикады. Мы все дружно выскочили из теплушки на читинский вокзал. Опа! Так нас же встречают с оркестром! Правда, лучше бы накормили. Кроме вчерашних сухарей в карманах бушлата ничего не осталось. Но разберемся, братушки. Да бегу уже, бегу. Едва я успеваю за тем рабочим, Степаном. Что это он вчера говорил о какой-то украинской республике? Где здесь украинцы? Все кроме него настоящие москалики. А ночью шептал, что наших здесь много и среди рабочих, и среди крестьян. Даже какого-то потомка декабристов, будто бы из украинцев, вспоминал.

  Вообще то, он мне понравился. Сразу видно, что из Украины. Правда, сам то - Степан уже здесь родился. Это его родители из Украины, крестьяне с Полтавщины. Был у нас в экипаже матрос с Полтавщины. Тоже такой же крепкий, спокойный. Кажется, убило его бомбой от японской артиллерии где-то в первую же неделю после нашего списания на сушу. Повезло парню, не страдал ни минуты. Разве с оторванной головой мучаются. Мне бы такую смерть. Что это я вдруг о смерти заговорил. Не к добру такие вспоминать, ой, не к добру.

  Ну, наконец-то мы и подобрались к тем же баррикадам. Это же получается и есть главные железнодорожные мастерские. Боже мой, сколько здесь действительно железа навалены! Мне бы эти рельсы в родную Яблоновку - забор бы поставил. Вот с тех блях можно хорошую крышу на дом соорудить. Не всё ж под соломой жить. А здесь такие сокровища даром пропадают. Да, понимаю я Степан, что рельсы и бляха нас от казаков загораживают. Это я хорошо понимаю, не зря уже пятый год на флоте. Там такие университеты, закачаешься. Как послушаешь несколько лет старых матросов в кубрике, то поневоле умнее становишься. В нашем экипаже большинство было из питерских рабочих. Среди них такие ученые люди попадались, что только держись.

  "А, спасибо!" - Это нас приглашают садиться за стол. Так мы и не против. Все же за три недели в поезде очень соскучились по нормальной еде. Когда я, лично, в последнее время нормально завтракал? Так это было еще в японском плену, месяц назад, когда нас напоследок накормили вкусной жареной рыбой с рисом. Ну, после лагерных помоев всё будет вкусным. Вся же братва в плену за год похудела так, что в один бушлат можно было двух матросов завернуть, как малых детей.

  А такие пельмени я не ел с начала призыва, с 96 года. В последний раз ещё мама готовила их на моих проводах на флот. У нас они называются вареники. А начинка с капустой или картофелем. "Да ем я, ем. Разве не видите, что закидываю ваши вареники в рот, как голодная собака в пасть. А то, что они не с капустой, а с мясом, то это же лучше. У нас, в деревне мы мясо только на свадьбе и на похоронах ели. Сало - совсем другое дело. Шмат сала с луковичкой, да ещё под шпагативкой ... объедение! "

  Ну не буду же я этим сибирским чалдонам объяснять, что такое "шпагативка" и сколько в ней градусов. Пить будем потом, после победы над царским самодержавием. Тогда и вареники попробуете. Доехать бы только к Яблунивки в полном здравии, а там уже мама накормит блудного сына. Ох, мама, мама, как я по тебе соскучился! И по отцу соскучился, и по сестре Маричке, и по брату. Как они там сейчас? Что делают? Хотя в Украине сейчас глубокая ночь и все ещё спят: папа с мамой в светлице на высокой деревянной кровати, брат на скамейке, на кухне, а сестра залезла на печь и прижалась к бабушке. Хотя, какая бабушка! Маричка же выросла, может её уже и замуж отдали. А бабушка жива, или, не дай Бог, умерла? Сколько же сейчас старой лет? Точно под семьдесят. Дед то умер, когда я ещё в Кронштадте служил.

  Хорошо. Поели и вновь вернулись на баррикады. Вижу, что будет жаркий день. Степан говорит, что карательный отряд ждут с минуты на минуту. Вовремя мы приехали. А рабочие здесь суровые ребята, особенно тот в чёрном длинном пальто, что у них главенствует. Правильно всех расставил, говорит спокойно, а все его слушают. Плохо, что оружие у нас легковатое: в основном револьверы и только пара винтовок. Нам хотя бы один пулемет. Говорят, что в карательном отряде есть даже несколько пушек. Сюда бы орудие нашего крейсера "Баян"! Шесть дюймов - это вам не шутки. А в дополнение торпедой бабахнуть. Но здесь от моря далеко. Говорят, что у них озеро Байкал, как море. Если доживем до конца этой катавасии, то посмотрим какое это море.

  - Эй, Степан! Ты на Байкале был? Что, действительно, Байкал большой как будто море?

  - Байкал огромный. Море конечно больше, но такой чистой воды, как на Байкале, нигде нет. Я читал, что озеро Байкал это самый крупный водоём пресной воды в мире. По большому счету такую водичку продавать можно в аптеках, как лечебную. Но у нас только каторги умеют строить. Ты себе представить не можешь, сколько около Байкала тюрем понатыкано. Знаешь песню "Славное море священный Байкал"?

  - Нет, не слышал я ваших чалдонских песен.

  - Да она не чалдонская, а общечеловеческая. Вот послушай, пока время есть, и казачки не подъехали со своим собственным концертом. Хочешь спою?

  Я оглянулся. Вокруг никого не было. Все разошлись по своим постам. Большинство матросов осталось внизу. Только мы со Степаном засели наверху, прямо за дымоходной трубой. Еще двух из нашей команды, а с ними двух рабочих мастерских послали стеречь на противоположной стороне широкой плоской крыши мастерских. Жаль, что труба уже давно остыла, но можно за неё хотя бы спрятаться от ледяного февральского ветра. Только надо не забывать иногда выглядывать, чтобы не упустить подхода карательного отряда.

  - Давай, Степан, пой свою песню. Может, немного согреемся.

  - Тогда слушай.

  Голос у Степана оказался крепким и глубоким. Я заслушался.

  - Славное море - священный Байкал,

   Славный корабль - омулевая бочка.

  Эй, баргузин, пошевеливай вал,

  Молодцу плыть недалече.

  Долго я тяжкие цепи влачил,

  Долго бродил я в горах Акатуя.

  Старый товарищ бежать подсобил,

  -Ожил