равнодушным. Хозяин млел от удовольствия, наблюдая за реакцией гостей.

Потом ружье было унесено, а рюмки были снова наполнены, и один из гостей с чувством сказал, что грех не опробовать такое оружие в ближайшее же время. Это предложение вызвало у собравшихся взрыв энтузиазма, и все наперебой стали предлагать свои варианты. Были упомянуты и кабаны, и лоси, и олени, но хозяин квартиры при каждом новом упоминании только презрительно выпячивал губы.

— Эка невидаль — кабаны! А то вы не знаете, сколько я их ухлопал! Не-е, мужики, тут кабаном не отделаешься, тут погабаритней зверь нужен. Вот мишку бы завалить — это да!

Ну, загалдели гости, заелся Максим Петрович, заелся! Кабан, видишь ли, уже и не зверь, мишку ему подавай! От мишки, Петрович, никто не откажется, да где ж его взять? Мишки спят сейчас, а разве найдешь сразу берлогу в тайге? Тут до морковкина заговенья проищешь, а кабанов и искать нечего, они вон стадами на деревенские поля ходят.

Но захмелевший глава застолья не слушал никаких уговоров. Медведь заслонил от него все, и он с обиженным видом глядел на друзей-приятелей, как будто те могли, но не хотели исполнить его желание.

В разговоре наступила пауза. Гости вдруг вспомнили о еде, потянулись к тарелкам, зазвякали вилками. И когда пауза грозила уже перейти в общую неловкость, один из присутствующих, пережевывая кусок ветчины, неожиданно сказал:

— Мишку, говоришь? Ну, если так хочешь, будет тебе мишка.

Все перестали жевать и с живейшим интересом обернулись к сотрапезнику, сразу поняв, что его заявление — не пустая похвальба подвыпившего человека, а речь мужа, привыкшего отвечать за свои слова. И они были правы, ибо этот их товарищ, так кстати вступивший в разговор, был никто иной, как главный городской лесничий и бессменный распорядитель их совместных охот, которому можно было верить.

Хозяин квартиры буквально расцвел.

— Сергеич, друг! — воскликнул он. — Христом-богом прошу: сделай, а? Надоели эти копытные, ну их к черту! С таким ружьем да на какого-то кабана — срам! Сколько охотимся, а ни одного топтыгина в глаза не видели! Сделай, Сергеич, будь другом!

— Сделаю! — веско сказал лесничий.

Ему льстила горячая просьба приятеля, к тому же хозяин квартиры занимал в служебной иерархии место несравнимо выше, чем он, и, случись в жизни какая незадача — жизнь-то она в полоску! — мог всегда помочь своим авторитетом, выручить, так что лишняя услуга со стороны лесничего была к месту. Рассудив так, он чуть было не сказал, что медведь уже есть, что об этом ему неделю назад сообщил один из его егерей, живущий на отдаленном кордоне, но тут же передумал, решив сначала все хорошенько вызнать. Он не хотел сгоряча, под влиянием момента терять укрепившееся за ним реноме человека обстоятельного и серьезного. А то брякнешь, не подумав, а потом окажется, что никакого медведя и нет. Что этот самый егерь, заглядывал, что ли, в берлогу? Может, увидел кучу хвороста да и решил — медведь окопался. Правда, егерь мужик толковый, шестой год уже живет на кордоне и дело знает, но верить на слово все равно нельзя. Пусть-ка еще раз проверит, чтобы потом без упреков…

Засиделись допоздна, и все говорили о предстоящей охоте, решив напоследок так: быть в полной готовности, и как только Сергеич даст знать — собираться.

Глава 3 Егерь

На кордон Денисов устроился сразу после войны. Не собирался, да так получилось. Вернувшись с фронта в колхоз, он снова сел на трактор, но проработал недолго — заболело простреленное легкое. Пройдет, думал сначала Денисов, но дальше стало еще хуже, стал Денисов задыхаться, слабость какая-то появилась, а потом и кашлять начал с кровью. Тут уж Денисов испугался. Тридцать лет — и чахоточный! Пошел в больницу. Там обследовали, выслушивали, выстукивали. Спросили, где работает, а когда узнали, что на тракторе, посоветовали переменить работу — эта, мол, пыльная, а ему с его легкими нужно что почище. Иначе может открыться туберкулез.

Врачам хорошо говорить, да где ж ее найти эту не пыльную-то работу? Не пыльной не обучен, и до войны на тракторе сидел, думал, что так всю жизнь и будет. А теперь говорят: поворачивай оглобли.

Но то, что врачи правы, — это Денисов и сам чувствовал. В выходные, когда работал по дому, кашель не так давил, но стоило залезть в кабину, как выхлопы из мотора и пыль колом вставали в горле, и кашель раздирал грудь.

В общем из больницы Денисов вернулся невеселый. Стали с женой думать, как быть дальше, где найти подходящую работу. В колхозе ничего путного не предвиделось, в колхозе все работы были пыльными. Разве что счетовод и ночной сторож работали в свое удовольствие, но счетоводного дела Денисов отродясь не знал, а место сторожа было занято. Так бы и гадали неизвестно сколько, не подвернись к случаю давний знакомый. Он-то и сказал, что можно устроиться в егеря, и это именно то, что Денисову и нужно, — весь день на воздухе, в лесу, ходи себе вдоль просек да посматривай, не хулиганят ли браконьеры да не рубит ли кто незаконно лес.

Резон в таком предложении был, но имелись и большие прорехи. Сказать-то легко: ходи да посматривай, не хулиганят ли, не валят ли лес? А если хулиганят и валят? Тут мимо не пройдешь, встревать надо, а в лесу народ ой какой встречается! Могут избить, а то и выстрелить. Но не это смущало Денисова. В случае чего мог и постоять за себя — лаяться со всеми не хотелось. А без этого не обойдешься — многие и браконьерничают, и рубят незаконно. Не успеешь и оглянуться — сто врагов наживешь.

Была и другая сторона дела. Егерю полагалось жить на кордоне, в отдалении от всех, а у Денисова через год должны были пойти в школу ребята-двойняшки. Их с собой в лес не потянешь, потому что оттуда в школу не находишься — от любого кордона до жилья верст десять — пятнадцать, не меньше. Значит, жить одному? Не мед, но другого выхода не было, со здоровьем не шутят, и Денисов решил: в егеря так в егеря. Попытка — не пытка, можно попробовать, а там видно будет.

Поставив на этом, Денисов съездил в лесничество, и там за него ухватились двумя руками. Людей везде не хватало, а леса требовали надзора, и Денисову сразу же предложили кордон, с которого только что ушел на пенсию егерь-старик. Место, где стоял кордон, Денисов знал и потому согласился. В один день оформился и получил документ, удостоверявший его новое положение. Заодно Денисова и проинструктировали, но наговорили столько, что он не знал, чего ему запоминать, а от чего отмахиваться. Получалось, что если выполнять все, то не только спать — поесть некогда. Хоть иди на попятный. Но такое было Денисову не по характеру, и он сказал себе: ладно, как-нибудь