наступлении конца света бог Джа вытащит ее на небо, а в ушах носила сделанные из палочек ванили сережки.

Ашулук

Станция Харабали.

Валяюсь под вагоном между рельс. Нашел тенек. Я не люблю работать и рядом со мной такие же, как и я – ефрейтор Гром и младший сержант Лобанов. Уже слышно, как они стали посапывать. Солдат всегда хочет спать и есть. Командир дивизиона отправил меня на полевую кухню, но оказался я в итоге там, где сейчас лежу, на шпалах. Обещание написать статью майору Новикову о нашей отправке на полигон «Ашулук», где проходили учения войск ПВО, оказалось приоритетнее, чем приказ подполковника. Такое бывает. И тот, кто выше по званию всегда злится.

Новиков похож на русского богатыря. Он большой и несмотря на свою массу легко передвигается. Очень хитрый, такого сложно надурить. В школе наверно был хулиганом и двоечником. После рождения детей такие задиры обычно становятся спокойными, но сущность держат при себе. Ответственный за «резиновый» день в части. Много курит. Натура вообще саркастическая. Если его кто-то обыгрывал в настольный теннис, то это скорее всего было редкой случайностью. Но Грому удавался такой трюк и из этого он извлекал свою выгоду. Я бросил чистить картошку, услышав свою фамилию:

– Я, товарищ майор.

– Жду от тебя статью.

– Так я же в наряде по кухне, – я уже знал его ответ.

– Иди, пиши, – он затянулся – Скажешь, что я приказал. Вечером заметка должна быть готова. Завтра материал разместят в стенгазете.

Я пошел туда, где можно было спрятаться от палящего астраханского солнца. Мои товарищи уже тюленями распластались под вагоном. Дедлайн, гонзо, «Страх и ненависть в Лас Вегасе» первое что мне пришло на ум. Я не хотел писать патриотично, я хотел выразиться субъективно. Название заметки было не моим:

«Нить сплетёт узор. Цепь сплотит сердца» (для тех, кто там был).

«Лед тронулся! лед тронулся господа присяжные заседатели!»– где-то там среди мозговых извилин застряла в моей памяти фраза Остапа Бендера. Психологи и философы сказали бы на своем языке «ассоциация» то, что можно назвать событием – наш состав, напичканный разной боевой техникой, наконец-то отправился из «Тоннельной» в направлении «Ашулука». Мы то ползем, то полуедем, как волокуша по горьковскому пути Москва-Петушки. Пассажиры проходящих параллельно поездов пялятся на наши груженые платформы, а мы раздербаниваем сухпайки и вспоминаем погрузку, когда Цемесская бухта осталась у нас за спиной. Бесконечная проволока отрезалась, отбивалась и наматывалась стяжками на машины, сцепляя их с платформами. Не смолкал стук молотков. Ломами создавались проволочные узоры усердием офицеров и солдат срочной службы. Изнуряющая жара отнимала силы, мозолистые руки становились непослушными. Со стороны мы походили на шахтеров или афроамериканцев из бруклинского гетто, настолько сажа въедалась в лица и рабочую робу. Старший лейтенант Заркальяни по-шумахерски маневрировал за рулем «Панцирей», старлей Межов жал рычаги крана, снимая с них пушки. Работа в пчелином улье кишила с утра до полуночи. За всем происходящим серьезным взглядом наблюдал командир полка, словно дон Вите Корлеоне за делами своей семьи. Нас нельзя назвать американскими гангстерами, эмигрировавшими из итальянских провинций, но общая идея поразила и заразила нас массово, как ветряная оспа. Кто слышал третью часть третьей симфонии Брамса, обязательно поймет, что значит рождение. Через труд рождается человек, общий труд в лабиринтах подсознания людей слепливает команду, единый организм. В армии это называется коллективом.

Нам машут руками из вагонов других поездов. А мы плывем по рельсам в «Ашулук». И кто только придумал такое название?