и Шнайдер видел воочию) две таблетки, долго рассматривал в зеркало собственное отражение. Найдя физиономию отвратительной, звонил в офис и предупреждал, что не явится на работу. Затем Глов курил, что случалось с ним также не чаще одного раза в месяц. Завтракал, писал жене сообщение, провожал в университет дочь… словом совершал милые добрые деяния любящего отца и правильного мужа. Горничную отпускала ранним утром супруга, ещё до пробуждения мужа – женщина хорошо изучила повадки своей половины.

Около часа пополудни – Шнайдер посмотрел на часы, оставалось четырнадцать минут, "как у космонавтов", – отметил, – Глов отправлялся в магазин за продуктами. Отчасти чтобы проветрится, отчасти чтобы принести хоть какую-то пользу и не растратить день унизительно впустую. В решающей степени (об этом Шнайдер не догадывался), поскольку испытывал необоримый стыд и угрызения совести. Не потому, что накануне совершал что-то постыдное, но потому, что МОГ это совершить.

"В какой-то момент грань будет пройдена, – размышлял Глов сквозь головную боль, – и я… мне хочется стать лучше, но делаюсь я только хуже… и хуже… и хуже… с каждым разом… хоть бы уже сдохнуть. Зачем я хожу в этот клуб? Кто мне все эти люди… эти свиные рыла, лишенные малейшего обаяния…"

Пройтись, рассеяться, побыть среди людей (обязательно незнакомых, простых, равнодушных и даже холодных) бывало в такие утрА спасением.

Четырнадцать минут…

/Глов начал одеваться – это было видно сквозь занавесь.

…четырнадцать минут Шнайдер потратил на размышления, своего рода эмоциональный настрой.

"Кто я? Вор? Мошенник? Форточник?– отправная точка оставалась неизменной. – Отнюдь. Не в этом дело, я – одиночка".

"Нет более глубокого одиночества, чем у самурая… кроме, может быть, одиночества тигра в джунглях. На моей стороне только ум. – Шнайдер попытался расставить навыки по значимости. – Хладнокровие. Талант. Выдержка. Если вдуматься, не я охотник, а он – Глов. На его стороне необоримое большинство: сигнализация, полиция, уголовный кодекс, прокуроры… даже оружие в прямом смысле этого слова – он может застрелить меня и окажется прав – защищал своё имущество. На моей стороне, только инстинкты и умения… плюс вера в себя, в свою правоту. Что ежели я опустошу на малую толику капиталы этого толстосума? капиталы явно излишние, избыточные… сделаю ли я несчастным сироту? или Глов станет несчастнее? старик умрёт в подворотне от голода?"

Поморщился. Тропинка мыслей кивнула в сторону робингудовщины, а этого Лука Олегович не одобрял. К счастью, Глов вышел чуть раньше обыкновения, настало время действовать.

Шнайдер натянул на ноги бахилы и скрестил пальцы: успех предприятия зависел только от одной копеечной детали. Глов тратил на прогулку сорок две – сорок девять минут. Интервал незначительный, но… каждая женщина, покидая дом, обязательно поступит по инструкции и включит сигнализацию. Мужчина (мужик, самец) сочтёт суету излишней – что может случиться за столь ничтожное время? – и не станет беспокоить пульт охраны.

"С богом!"

Перед машиной, прямо перед капотом прошла девочка в вязаной шапке – Шнайдер счёл это добрым знаком. Девчонка заглядывалась в телефон, водила пальцем по экрану, поправила челку неосмысленным жестом. "Влюбилась, – улыбнулся Шнайдер. – А шапочку и шарф вязала бабушка… пряжа хранит тепло её рук". – Подумав таким образом, Лука Олегович вышел из машины.

Калитка – дверь гаража – отмычка – две минуты на замок. Отточенные движения.

На голенастое чёрное дерево опустилась ворона. Шнайдер оглянулся через плечо.

"Хорошо, что снег, – подумал. Он прошел к двери по бетонной отмостке, следов не осталось. – Нет следов, отсутствуют и волнения".

Сигнализация безмолвствовала.

Надобно отметить, что Шнайдер и не ждал её воплей. Не тратя времени даром, он сразу направился на второй этаж, к цели своего визита, и только поднимаясь по лестнице, искоса, отдавая обстоятельствам профессиональный долг, взглянул на пульт охраны – его было видно из этой точки прекрасно. Горел зелёный безмятежный огонёк.

"Прекрасно".

Второй этаж, просторный коридор, спальня хозяйки (бесполезная), следом спальня хозяина.

Появилась дрожь, вспыхнуло волнение. Слева от двери в спальне Глова в "лёгком беспорядке" (выражение хозяина, подслушанное нечаянно) на стене висели пейзажи Коровина.

Сердце вора почти остановилось: свет падал дивным образом – тополь, стог, стылый кустарник, вётлы смотрели с картин и… не смотрели ни на кого – замкнулись в собственном божественном самосозерцании.

Пара была подобрана с неоспоримым вкусом, кроме того, к достоинству Глова, он не стал обременять пейзажи громоздкими лепными рамами, кои нагромоздили бы в казённой галерее, напротив, хозяин устроил простые даже простецкие деревянные оклады, крашенные светлой глуповатой эмалью. "Ситцевая простота, сиротский примитив… но как хорошо!" – восхитился Шнайдер.

Из кофра он извлёк восемь деревянных реек с пазами и отверстиями – предмет гордости, детище "инженерной мысли" – принялся собирать подрамники.

Особое внимание Шнайдер уделял деталям: следы на снегу, целостность замков, расположение случайных предметов, запахи (о! эти порождения диавола – запахи!) – ничто не должно было указать на проникновение в дом постороннего.

"Глов вернётся, – мысли бежали по цепочке, коя прокручивалась в голове несчётное количество раз, – выкурит ещё одну сигарету, оставит продукты на кухне у холодильника, с отвращением вымоет руки, ибо раздавит пальцами йогурт, поднимется в спальню. Взглядом скользнёт по стене или… пусть даже приблизится к пейзажам – для него они данность, привычка, элемент декора. Он ничего не заметит".

Тонкость ремесла заключалась в следующем: две, три, четыре недели Глов не должен заподозрить подмены. За этот период, камеры наблюдения перезапишут видео, снег растает (или его обильно прибавится), продавщица забудет покупателя с шоколадкой и гондонами, отпечатки пальцев (непозволительная роскошь!), если они случайно останутся, сотрёт горничная, девчушка в вязаной шапочке разобьёт мальчишке сердце и влюбится опять – жизнь течёт.

Затем… иногда, чтобы закрались подозрения, приходится делать звонок… подмена будет обнаружена, и только после этого (после шума, истерики в новостях и уголовного дела), картину можно будет продавать – на чёрном рынке появится оригинал, который стоит миллионы.