на которые раньше никто не обращал внимания, деревенские теперь открыто называли Егора убийцей.

Раньше ему сочувствовали. Теперь он вызывал ненависть. Пока всё не уляжется, Ася решила, что сыну лучше побыть дома и не ходить в школу. А там… там только и разговоров было, что о нём. Дети хотели отомстить. Чёрная злоба копилась в них, не находя выхода и не усмиряемая взрослыми: учителя слышали многочисленные планы мести, которые придумывали школьники, но делали вид, что не слышат. Три семьи лишились детей, а если собрать всех их друзей и родственников – аккурат получалось всё Трифоново с Хомутовым заодно…

Через три дня после того, как из Хомутова ни с чем уехали спасатели, ночью, дом Поповых вспыхнул. Сначала он загорелся с одного угла, у которого Палыч держал дрова и сено. Огонь неуверенно потрескивал на дровах и досках, а затем, осмелев, побежал по резным карнизам. Вспузырилась краска на стенах, мелко задребезжали стёкла. Но Поповы не слышали этого. Егор спал на чердаке, Ася в гостиной внизу, а Глеб – в кресле в глубине дома.

Глеб вчера напился, да и к тому же ему снился сон. Здесь, во сне, он чувствовал он себя неважно: запыхался, и надо было отдыхать, отсыпаться. Но мешали на краю сознания крики, почему-то Мишины: «Палыч! Ася! Пожар! Пожар!» Голова гудела. Но надо, надо… а то произойдёт несчастье.

Открыв глаза, Глеб тут же непроизвольно закрыл их: глазные яблоки защипало от едкого дыма. В следующую секунду он сам заорал «Пожар!!!» и бросился в гостиную.

* * *

Дом полыхал уже целиком, трещал, пожираемый пламенем. Отсветы играли на стенах сарая, на заборе, кустах и лицах людей, столпившихся вокруг. Лица казались тёмными, незнакомыми. На полянке перед домом, там, где уже ослабевал жар, сидели трое. Вернее, Ася лежала на коленях у Глеба. И он, и она казались необычайно спокойными. Она – потому что не дышала. А он – бог его знает почему. Егор же скрючился на земле чуть поодаль, зажмурив глаза и закрыв руками уши.

Долгое время никто из толпы не приближался к Поповым, лишь подходили новые люди, пополняя это молчаливое племя. Никто и не пытался тушить пожар. Минула четверть часа, прежде чем через толпу протолкалась Женька. Она подбежала к Асе и принялась прощупывать пульс. Глеб аккуратно положил голову жены на траву и хотел встать, но Егор, до этого, казалось, не замечавший ничего вокруг, внезапно вскочил и подбежал к отцу. Обхватив его руками за голову, он начал что-то шептать ему в ухо. Затем отстранился, смотря в глаза. Мгновение-другое Глеб ничего не говорил, а затем встал, и руки ребёнка сами собой соскользнули с его шеи.

Глеб двинулся к людям.

– Кто?

Ответом было молчание. Люди опускали глаза.

– КТО?

Секунда… другая, третья… Голос подал дядя Миша:

– Эти подонки Асю убили, – тихо сказал он. А затем громче: – А вы скрывать их хотите? Так, что ли?!

Тишина, до этого бывшая мёртвой, никакой, несуществующей, теперь вдруг сгустилась. Вокруг были не люди, а толпа – одно тёмное существо, на загривке которого медленно поднималась шерсть.

– Коновалов заводила! – крикнул Миша. – И плевать мне!.. Марченко! Столешниковы!.. Смирнов!

Глеб молча кивнул и двинулся обратно к дому. В этот момент балка с треском переломилась, и крыша обрушилась внутрь, выбросив в небо сноп пламени. Толпа попятилась. От стенки сарая, стоявшего поодаль, шёл пар: дождь, пропитавший доски, испарялся. Не обращая внимания на жар, лизавший лицо, Глеб толкнул плечом дверь сарая. Немногие знали, что именно там, под полом, прикрытый деревянным люком, лежал в земле сейф. Через несколько минут Глеб вновь показался на пороге. В руках у него был карабин.

Толпа нерешительно попятилась, а потом люди начали разбегаться. Серёга Коновалов, парнишка девятнадцати лет, улепётывал по дороге, взметая грязь сапогами. Пуля настигла его, когда он уже почти добежал до дома бабы Наташи – а это добрых тридцать метров… Побоище, последовавшее следом, навсегда запомнилось тем, кому довелось его пережить. Глеб Палыч не трогал непричастных, но стрелял во всех, кого назвал дядя Миша, и в тех, кто пытался их защитить. Кто-то прятался по подвалам, кто-то бежал в лес или в топи. Отстрелявшись, Глеб бросил ружьё и сам ушёл в сторону болот.

Когда наконец приехали автоматчики из Ижевска, а уж с ними – пожарные и врачи, которые до этого боялись приближаться к Хомутову, всё было кончено. Глеб сгинул в топях – вместе с Гришей, механиком, и Семёном Марченко.

Хомутову так и не удалось оправиться после того дня. Все, кто мог, уехали к родственникам, а те, у кото родственников не было – уехали просто. Даже баба Наташа – и та умудрилась перебраться, хоть и до Трифонова всего. Менты искали родственников Егора и неожиданно для всех нашли – какую-то тётку под Тверью. Она и впрямь приехала, чтобы забрать пацана, но тот отчего-то ни в какую не хотел уезжать и даже истерику устроил. Тётка почесала в затылке, но поселилась «на время» в Хомутове. Дом Поповых так и стоял – сгоревший, залитый пеной, но дядя Миша им свой одолжил – а сам перекрестился да уехал.

3

Дед переводит взгляд в окно. Мерзкий дождь снова барабанит, чёрт бы его побрал… Некоторое время жду продолжения, но молчание лишь наматывает свои щупальца вокруг дома. Хочется сбросить их.

– Ну, так что? Что стало с Егором?

– А, ну… Тёть Лида умерла в 99-м. К тому времени тут уж никого не осталось почти…

– А Егор?

– Ну а что? Я вот… с вами сижу, чаи гоняю.

Опускаю глаза в блокнот. Переворачиваю страницу назад… ещё одну и ещё. «Имя – …». Дед не назвался. Внезапно ощущаю тошноту.

– Так это вы?.. Вы заманивали людей в болото?

Некоторое время дед молчит. Затем прихлёбывает чай.

– Ничего-то ты не понял, Лёнька. Разве что Сашку… это… попугать хотелось. Очень уж обидно было… ну, как отец меня колотил. И поднялось… ну да, поднялось во мне это зло. И отпустить сложно было. Да только не сделал я ничего… Возвращаться хотел, уж слишком далеко мы забрались. Сашка сам оступился.

Снова молчание. И морщины – морщины как будто стали глубже. Вздыхает:

– А вот Кирилл… мама, папа. Марченко, Смирнов. Всех чудище сожрало.

В водянисто-серых глазах пусто. Уж не тронулся ли он умом?.. Хочется отвести взгляд, и я опускаю его в блокнотик:

– А что, если не секрет, вы сказали отцу в ту ночь, когда сгорел ваш дом? Перед тем, как он начал стрелять?

– Да не секрет, – пожимает плечами. – «Прости их, папа».

Задумчиво кручу пальцами ручку, ловя блики серого света её пластиковыми гранями.