Галина Полынская
ЮЖНЫЙ ДОЖДЬ
За окнами лил дождь, он был таким сильным, что казалось, будто ветер черпает воду прямо из геленджикской бухты и просеивает сквозь облачное сито. Словно специально отключили свет, и мы сидели на кухне за круглым деревянным столом, накрытым старенькой вязаной скатертью, смотрели, как плавятся свечи, неуверенно стоявшие в блюдцах, слушали, как на крышу падают яблоки, и молчали. Я знала, что надо было что-то сказать, надо отыскать ту самую нужную фразу, способную все изменить, но я смотрела на вино, мерцавшее в старом бокале с толстыми мутноватыми стенками, и почему-то отчаянно хотела в детство. Не в хмельную юность с ворохом глупостей и оголтелого максимализма, а в уютное детство без терактов и сексуальных маньяков. Туда, где весна начиналась с каштановой аллеи, с только что распустившимися белоснежными «свечками», где не существовало трагедии страшнее смерти любимого хомячка, и стихи получались отчаянными, светлыми и искренними. Хотелось накрыться детством как уютным лоскутным пледом, закрыть глаза… но по крыше стучали сорванные ветром яблоки, лился черноморский дождь, и ты молчал.
К стене у окна испуганно жались бутылки с вином — мускат, «Черный доктор», совиньон… мы ездили с тобой на винзавод и покупали сразу бутылок десять настоящего чудесного вина, от которого хмелеешь, но не пьянеешь. Обычно они стояли спокойным добродушным рядком, а теперь испуганно жались, не понимая, что же происходит, почему мы так молчим.
— Ну, я пойду, — ты смотрел на свечку, огонек чуть подрагивал в карих глазах, делая их золотисто-медовыми.
— Иди.
— Калитку откроешь?
— Там открыто.
— Тогда закрой за мной.
— Зачем? Сюда все равно никто не забредет.
Я слушала, как ты идешь к двери, сожалея, что в этом частном доме мы не разувались, значит, ты не будешь искать в темном коридоре ботинки, долго шнуровать их, а просто уйдешь под проливной геленджикский дождь. Интересно, если открыть окно и поймать на ладонь пару капелек, будут ли они солеными на вкус?
25 май. 02 г.