привезёт на место — я уж объясню, что к чему и где его кольцо с диадемой искать.

Тупица! Неужели он решил, что такая, как я, может крутого перца из Жуковки заинтересовать, да ещё настолько, чтоб подарками бриллиантовыми заваливать? Лестно, конечно, но пусть уж такая скотская жизнь в мусорном мешке Лильке достаётся. Любит на саночках кататься — пусть полюбит и в багажнике поваляться…

***

*Арсен*

Ближе к вечеру я съехал на грунтовую дорогу, ведущую в маленькую деревушку, обитатели которой давным-давно предпочли город пасторальному образу жизни. Собственно, этот на редкость глухой населённый пункт состоял из десятка домишек. Домишки весьма условно можно было назвать человеческим жилищем. Лишь один двор выгодно отличался свежесрубленной банькой в два этажа. К этому двору и подъехал.

Оглянувшись и удостоверившись, что тишину и покой вокруг нарушает лишь хруст мелких камешков под ногами, открыл багажник, взвалил на плечо мешок и потащил его к баньке.

— Тяжёлая какая! Явно не жертва новомодных диет.

Дойдя до бани, я всё же был вынужден свалить ношу на землю, чтобы открыть дверь и, обернувшись, немало удивился способностью мешка к передвижению: только что он лежал почти прямо под ногами, а теперь буквально в считанные минуты оказался по другую сторону меня!

Живучая! Другая б давно смирилась, а эта нет — до конца бьётся! Ничего, сейчас я ей популярно разъясню политику партии и, глядишь, задора и поубавится.

***

*Маша*

— А-а-а! Скотина! — закричала я от боли, когда амбал рывком сдёрнул полоску скотча, сделавшую меня немой почти на целый день.

— Спокойно лежи! Не дёргайся, не то опять рот заклею — в следующий раз вместе с губами оторву! — пригрозил здоровяк в камуфляже.

Весомый аргумент заставил меня снова проглотить язык, по крайней мере, на время. Пока я осматривалась вокруг, амбал, надо всё-таки отдать ему должное, очень аккуратно освобождал мои руки и ноги. Рубленое здание больше всего походило на баню. Отделка неплохая, но сразу видно — мужская берлога. Женщины тут явно никогда не было. Всё грубо и безвкусно, хотя и дорого.

Неужели упарит до смерти? Точно! Пытать собрался! Я в криминальной сводке читала, как одних бизнесменов в сауне до смерти запарили. Сволочь ты, Лилька!

Тело било мелкой дрожью, что сильно мешало обдумать случившееся. Причин этому было две: во-первых, амбал совершенно не подумал, что на улице уже не лето, а холодная осень. Этот садист вытащил меня из кровати почти в чём мать родила, не считая пижамки с вышитыми на рубашке котятами, и решил, что мусорный мешок — достойная замена пуховику. Во-вторых, да, я сильно боялась. Нет, жизнь передо мной не пролетела как один миг, но предчувствие вполне вероятной смерти не отпускало.

— Чего трясёшься, чума болотная?

— Х-х-х-хол-л-лодно, — отстучала я зубами в ответ, — м-м-м-маньяк проклятый!

— Поругайся ещё тут! Э-э-э! Да ты, мать, и впрямь — замёрзла совсем. И как я такую ледышку убивать буду? Пойду-ка баньку растоплю, отогреешься — тогда поговорим. А то, неровен час, окочуришься раньше времени…

Точно… упарить хочет! Как пить дать! Даже баню топить пошёл.

Мамочки-и-и-и! Спасите, помогите!

Нет уж! Соберись, Манюня — тебе ещё детей растить, давай, делай хоть что-нибудь!

Маньяк вышел во двор, видимо, за дровами, а меня оставил совсем одну — смерти дожидаться. Не тут-то было! Я быстренько огляделась и единственным доступным оружием, которое смогла отыскать глазами, оказалась старая закопчённая кочерга.

Ого! Это сколько же народа душегуб на тот свет отправил? Каждый день, что ли, печку топит? Ничего! Сейчас мы ему…

— Вот чё-ё-ё-ёрт! Мать твою! Да я тебя… да что б ты… ну всё-ё-ё-ё! Достала! Сама виновата: не хочешь по-хорошему, будет по-плохому! — заорал амбал, связывая меня, как барашка перед закланием.

— Да… Рановато я кочергой-то… Надо было ещё чуть-чуть подождать, вот тогда бы прям по башке шандарахнула… — вслух рассуждала я.

Да… Жаль. По дровам только пришлось, да маньяка ещё больше разозлила. Вряд ли он мне теперь ещё шанс даст.

Ух, как натопил! Жарко.

— Вставай, спецназ фигов! Париться пойдём, нам с тобой ещё долгая ночь светит…

Это что это он имеет в виду? Какая такая долгая ночь? Неужели… Ах, вот оно в чём дело! Перед тем, как со мной разобраться, этот отморозок поразвлечься хочет?

— Раздевайся, давай! Нечего на меня глаза таращить. Сказал — раздевайся, значит — раздевайся!

— Ни за что! Хочешь убивать — убивай, а удовольствия я тебе, извращенец, не доставлю, так и знай!

— Да ты… Да ты на себя смотрелась в зеркало? Чудо в перьях! Какое удовольствие ты мне доставить можешь? Ты о чём думаешь, дурёха? Вот бабы… её убивать везут, а она всё о своём.

— Так ты что… насиловать меня не будешь, что ли? — в полном недоумении спросила я.

— Насиловать? Я?

— Ну да, сначала насиловать, а потом убивать… Такой ведь у тебя план, маньяк проклятый?

— Это я-то маньяк после всего этого? Нечего мне тут зубы заговаривать! Мигом разделась — и марш в парную!

— Всё равно не буду раздеваться. Раз насиловать не собираешься, то я стесняюсь…

— Бред! С ума сойти с вами, бабами, можно! На, держи, стеснительная!

Маньяк швырнул в меня простынь и отвернулся. Сказать по-честному, в другой ситуации, я бы с удовольствием погрелась — ноги просто окоченели, а нос и горло ясно дали понять, что простуды не избежать. Но сейчас и здесь… С этим амбалом…

— Иди. Ну же, давай! Не собираюсь я тебя убивать. Сейчас во всяком случае. Греться тебе надо — сляжешь с воспалением лёгких, тогда и убивать некого будет.

Я зашла в парилку, прикрыла за собой дверь и с почти животным удовольствием растянулась на полоке, наслаждаясь сухим жаром. Наслаждение оборвал маньяк. Ему, видите ли, тоже приспичило попариться. Но вёл он себя смирно, и я продолжила наслаждаться. Говорят, что перед смертью не надышишься, зато хоть напариться вдоволь можно — проверено!

***

*Арсен*

Вот чёртова баба! Возни с ней, как с ребёнком. Целый день угробил, а толку чуть. Как прислуга у неё: баню растопил, еду приготовил, а благодарность?.. Кочергой по голове! Ишь, что удумала — изнасиловать я должен был! Хотя надо, конечно, заметить, пару раз веничком так и тянуло по её задним округлостям пройтись… хороша баба! Жаль, бедовая.

— Эй, ты! Хорош поджариваться, у насильников и убийц теперь не модно над голодными издеваться. Иди давай к столу — будем есть что Бог послал…