воды»! И причём здесь это кладбище?!

— Больно грамотные все стали! — отшельник недовольно поморщился и сплюнул. — Днём сама всё увидишь.

— А сейчас увидеть нельзя? У меня фонарик есть.

— Фонарик у тебя сейчас под глазом будет! Под ноги смотри! Фонарик у неё? Нельзя! Эта красна девица, подруга твоя, — отшельник кивнул через плечо, — сейчас от страха богу душу отдаст.

— У этой красной девицы, — услышав, что говорят про неё, Маша встряла в разговор, — между прочим, имя есть.

Юрий Владимирович остановился, развернулся в сторону Маши и недовольно покачал головой.

— На кой-хрен мне твоё имя?! Ты у шавермы часто спрашивала, как её при жизни звали?

Маша остановилась как вкопанная и злобно сверкнула глазами.

— Всё! Меня это уже достало! Я дальше никуда не пойду, пока этот хам…

— И не ходи! Испугала! Тоже мне!

— Юрий Владимирович! — Юля была готова взорваться. — Вам не кажется, что это уже слишком?!

— Ладно, девушки! — отшельник смутился. Казалось даже, что он искренне раскаивается. — Я был невежлив, вы уж простите! Зато мы уже пришли.

Они, действительно, стояли на краю большой поляны, посреди которой темнел силуэт двухэтажного дома с тремя башенками, обнесённого прочным деревянным частоколом.

Войдя в дом, хозяин щёлкнул выключателем, и они увидели просторную гостиную с круглым дубовым столом, старинными стульями, камином и микроволновкой.

— Электричество?! — кажется, Маша готова была забыть все свои страхи и обиды. — А отшельникам можно? Ну, электричество.

Юрий Владимирович добродушно улыбнулся.

— Вы располагайтесь, а я пока ужин разогрею.

На ужин была варёная картошка и какая-то дичь. Хозяин поставил по глиняному горшочку перед каждой из девушек, сам же сел напротив и с нескрываемым любопытством наблюдал, как они жадно набросились на еду.

— Юрий Владимирович…

— Деда Жора!

— Деда Жора, — Юля чуть не поперхнулась, произнося это, — а вы есть не хотите?

— Я чаю с вами попью. Ужинал перед тем, как вас искать идти.

— А как же коза? — Маше хотелось в отместку хоть чем-то поддеть отшельника.

— И козу подоил. Это я, чтобы вас поторопить.

— А мне хотелось бы увидеть, как такой, как вы, доит козу, — Маша не унималась.

— Увидишь ещё. И сама научишься.

— Что?!

— А ты думала, на курорт приехала?!

Маша захлопала глазами. Между тем Юрий Владимирович убрал со стола опустевшие горшочки и налил всем троим чаю. Вернувшись на место, он подпёр подбородок сложенными в замок руками и с ядовитой усмешкой посмотрел на Юлю.

— Петербург, значит, ищем? Почему здесь?

Этот хамоватый дятел в павлиньих перьях был Юле не очень приятен. Но человек, наизусть цитирующий «Инкеримаанскую заповедь», хоть и с ошибками, не мог её не заинтересовать.

— По целому ряду причин.

— По целому ряду? — отшельник хмыкнул. — И сколь длинен этот ряд, позвольте спросить?

— В корпусе местного фольклора есть элементы, свидетельствующие…

— Мы, девонька, университетов не кончали. Нам бы попроще бы.

Юля почувствовала, как наливаются жаром её щёки. Украдкой она посмотрела на Машу, ища поддержки, но та была увлечена вишнёвым пудингом, и всё вокруг перестало для неё существовать.

— У здешних вепсов есть поверье, — продолжила Юля с дрожью в голосе, — что, если в ночь на «Ивана Купала» забраться на самое высокое дерево в лесу, то можно увидеть, как в лунном свете сияет шпиль главного собора Петербурга. И тому, кто это увидит, будет даровано исполнение всех желаний. Это свидетельствует о глубокой укоренённости петербургского мифа в сознании.

— А если в полнолуние выйти голой на перекрёсток семи дорог, то можно и не такое увидеть?

От нахлынувшего гнева Юля стиснула зубы и кулаки.

— Если вы не прекратите разговаривать в таком тоне, то я…

— Побежишь искать самое высокое дерево? — отшельник глумливо улыбался. — Или перекрёсток?

Девушка вскочила, метнув на Юрия Владимировича злобный взгляд.

— Вы!.. Вы!.. Вы!..

Ошалевшая Маша, оторвавшись от десерта, часто заморгала, переводя взгляд то на Юрия Владимировича, то на подругу. Отшельник поднял глаза, и улыбка почти исчезла с его лица.

— Паутиной Соколиного Рога сплетены воедино Троицкий храм и Петровская крепость. Здесь разрывается кольцо вечности, пылает огонь дерзновений, изливается благодать любви и ангелы трубят славу бессмертному граду!

От удивления Юля остолбенела.

— У вас есть этот список?! Есть этот апокриф?! — глаза девушки сверкали, но уже не гневом, а азартом и любопытством. — Вы покажете мне?!

О «Соколином списке» «Инкеримаанской заповеди» ходили легенды. Никто из живущих ныне исследователей его не видел. Известен он был лишь по работам историков прошлого, да и то только отдельные выдержки. Вторую часть цитаты Юля и вовсе слышала впервые.

— Ты сядь сперва и остынь. Может, тебе и впрямь в болоте искупаться?! От тебя же прикуривать можно!

Девушка покорно села.

— Покажете?!

— Покажу, если вести себя хорошо будешь, — он хитровато прищурился. — Что такое «Соколиный Рог»?

— Вероятно, речной мыс, — Юля пожала плечами, — на котором был построен Троицкий собор, давший начало Петербургу и ставший впоследствии главным храмом города.

— Вероятно, что у моей козы пятна, — Юрий Владимирович продолжал глумиться. — Это мыс в Азовском море, девонька! — отшельник назидательно поднял вверх указательный палец. — А-зов-ском!

— Ну, знаете! — Юля засмеялась. Очередную «девоньку» она предпочла пропустить мимо ушей, но откровенный дилетантизм собеседника её коробил. — Эта маргинальная точка зрения давно не поддерживается большинством серьёзных исследователей. Но даже если и так. Единственное упоминание в сомнительном апокрифе ещё ничего не доказывает.

— Надо же! Маргинальная! Сомнительный апокриф! То-то у тебя глазки загорелись! А что думают серьёзные исследователи на предмет того, откуда у православных храмов шпили?

— Ну, это же совсем просто! Огромное влияние на царя Петра оказала его мать, шотландская аристократка из рода Гамильтон,