не тупи! — Никита снова оказался рядом, вырвал мобильник у меня из рук, бросил на стол. — Сети нет! Помогай! Задохнемся же!..
И подтолкнул меня к окну.
Даже не знаю, почему я послушалась. Может быть, на мгновение мне показалось, будто он точно знал, что происходит и что нужно делать. Или из-за запаха, усиливавшегося с каждой минутой. Но почему никто в коридоре не говорит про вонь?.. Не открывали окна, поэтому не почуяли? Ладно, спрошу потом.
Я на ощупь выдвинула верхний ящик стола, достала ножницы и гладкую бобину скотча, и принялась приклеивать к фрамуге уже сложенные листы. Никита прикладывал их, а я с треском отматывала длинные клейкиеленты, отрезала и клеила, отрезала и клеила, стараясь не думать о том, насколько нелепо происходящее. Сейчас тучи разойдутся или дадут свет, в комнату вернутся курильщики, и Инна, наверняка скажет с издевкой, что зима совсем не близко, заклеивать окна незачем, и потребует немедленно оторвать обратно все это уродство, а Лина просто покрутит пальцем у виска.
Однако никто не возвращался. Голоса в коридоре потихоньку стихали, но за какофонией гудков, доносящихся с улицы, я не обратила на это внимания. Народ то ли разошелся по своим рабочим местам, то ли по домам. А заглянуть к нам, в последнюю в коридоре комнату, наверное, никто не сообразил… Экраны мобильников давно погасли и мы клеили в темноте на ощупь, сталкиваясь руками и чертыхаясь на два голоса, когда под липкую ленту попадали пальцы.
— Все, — сказал, наконец, Никита и, не успела я облегченно вздохнуть, добавил: — Теперь дверь.
— Дверь? — удивилась я, но ответа не получила и в этот раз. В темноте снова вспыхнул голубой экран. Я увидела, как Никита идет через комнату и едва не взвизгнула: «Стой, не бросай меня здесь одну в темноте!»
Я побрела за ним, подсвечивая себе включенным на айфоне фонариком. Пристроила его на краю Володиного стола, принялась за работу. Мы уже приноровились складывать листы и приклеивать их, и с дверью справились быстро.
— Знаешь, все это как-то глупо… — заговорила я, и тут на улице начали кричать.
Сперва мне показалось, что это ругаются друг на друга водители машин, но крики совсем не походили на брань. Пронзительные, полные боли и ужаса, они становились все громче и бессвязнее. Я бросилась обратно к окну, забралась на подоконник, прильнула к стеклу, приставив к вискам ладони, словно это могло помочь что-то разглядеть, но видела лишь колеблющуюся за окном тень строительной сетки. Зато слышала я отлично. Где-то бились стекла и, кажется, кто-то с воплями метался внизу, на улице. Леса раскачивались и скрипели, то ли под порывами ветра, то ли от того, что люди пытались забраться на них, спасаясь от того, что творилась внизу. А потом звон стекла раздался сверху и что-то тяжелое с воем пролетело мимо окна, ломая прогнившие доски. За ним еще одно «нечто», а потом справа от нас…
Я шарахнулась от окна, упала на пол, зажимая уши ладонями, не осознавая, что тоже кричу. Жесткие пальцы вцепились мне в плечи, потянули вверх, заставляя подняться. Щеки обожгло хлесткимиударами. На третьем я опомнилась, заслониласьруками:
— Хватит, хватит, я все!..
— Точно?
Я закивала, стуча зубами, не задумываясь над тем, видит он меня или нет.
— Ч-чт-то эт-то? Чт-то? — только и смогла выдавить из себя я.
На улице продолжали кричать, но теперь это уже был не многоголосый сводящий с ума вой, а отдельные жуткие вскрики. После каждого меня передергивало. Коленки тряслись, во рту стало горько и кисло. На мои локти легли чужие горячие ладони, и я вдруг поняла, что ужасно замерзла в тонкой блузке и легкой юбке.
— Оля, ты в порядке? — настойчиво спросил Никита.
— Х-холод-дно… — пожаловалась я.
В темноте зашуршала ткань и он накинул что-то мне на плечи, кажется, пиджак. Возможно, дажемой, висевший до этого на спинке кресла. Я торопливо сунула руки в рукава. Застегнулась. Да, мой, точно.
— Помоги шкаф передвинуть.
Голос Никиты снова стал жестким, и он уже тащил меня куда-то. К двери, поняла я, наткнувшись в темноте на протестующе булькнувший кулер.
Я, не спрашивая больше, зачем, уперлась плечом в шкаф, куда мы вешали верхнюю одежду, и принялась остервенело толкать. Каблук вдруг поехал назад и я почувствовала, как сломался супинатор. Проклятье! Дорогущие туфли, купленные в «Рандеву»!
— Теперь столы, — сказал Никита, когда шкаф загородил дверь, и только тут я опомнилась:
— Постой, а как же наши? Как войдут, если вернутся с улицы?
Никита не ответил, а через мгновение, я услышала, как он начал сдвигать к двери стол Инны. Со стола что-то падало на пол, рассыпалось, катилось в разные стороны. Органайзер, тупо подумала я. Инна коллекционировала ручки, вечно хвалилась найденной в очередном интернет-магазине или привезенной из-за границы. Была у нее одна классная — с плавающей туда-сюда рыбкой…
«Если Инны больше нет, то, наверное, можно взять ее, — подумала я. И тут же саму себя одернула: — Сдурела?»
Упало что-то большое, наверное, монитор. Я уже не протестовала. Наоборот, мне хотелось, чтобы Никита шумел сильнее, заглушая выкрики и скрип лесов, все еще доносившиеся с улицы.
— Я такое видела по телевизору. Это типа теста, проверка на психическую устойчивость и инициативность, вот так! Сейчас включится свет и окажется, что ничего на самом деле не было… — пролепетала я. — Все не по-настоящему!
— По-настоящему. — От уверенности, прозвучавшей в голосе Никиты мне снова захотелось завизжать. Или стукнуть его чем-нибудь. Возможно, подобранным с пола монитором. Я вдруг увидела это, словно в замедленной съемке: вот я наклоняюсь, хватаю монитор, размахиваюсь и обрушиваю на лицо обернувшегося ко мне человека. В стороны летят осколки пластика, выбитые зубы, капли крови… Где-то я такое видела… А, да, в «Особо опасен». Только там, кажется, били не монитором, а клавиатурой. Но, конечно же, ничего я не сделала. Просто стояла и молчала, обхватив себя руками за локти. Холод теперь проник до самых костей, словно температура на улице вдруг упала до минуса. Хотя на самом деле это, наверное, все-таки был стресс.
«Думай, — приказала я себе, потихоньку пятясь назад. — Думай…»
— Химическая атака? — предположила я. — Если да, разве бумага и скотч помогут?
Никита хмыкнул.
— При взрыве атомной бомбы в старых американских учебниках самообороны советовали спрятаться под стол. А о радиации — заклеивать окна скотчем. Чем бумага хуже?
— Да? — вяло удивилась я. — Серьезно? А в наших?
— Не помню.
— А откуда знаешь про американские?
— Видел в каком-то сериале.
— А если серьезно, что нам делать? — Вышло жалобно, и мне самой стало противно.