Андрей Кокоулин Партизаны

Не гулять было нельзя. За этим следили ревностней, чем за покупками в магазине.

Пока Ника собирала рюкзак с необходимыми вещами и продуктами, Андрей отвел Темку в комнату к телевизору и под шипение нулевого канала спросил:

— Ты все помнишь?

Темка поднял серьезные глаза на отца и кивнул.

— Да, папа.

— С незнакомыми людьми не разговаривать, сразу звать меня или маму. Не отходить дальше, чем на четыре шага. Не поднимать камешки и веточки. Не пачкать руки. Не брать ничего, что предлагают.

— Даже конфеты?

— Особенно конфеты. И улыбайся почаще.

— Я знаю, — сказал Темка. — Я про конфеты так сказал.

Большеголовый, тонкошеий человечек семи лет отроду, он сам застегнул кнопки на легкой курточке со светоотражающими элементами.

— Молодец.

Андрей протянул руку, чтобы взъерошить сыну волосы, но вспомнил, как это расценивается по нынешним временам, и лишь несмело коснулся Темкиной головы.

— Папка! — Темка вдруг сделал шаг и неловко обнял его руками. — Ты только люби меня, пожалуйста!

— Я тебя люблю, — сказал Андрей.

Он на мгновение прижал сына к себе, но тот уже отстранился, вывернулся и, топая, убежал в прихожую, где Ника надевала короткое серое пальто. Рюкзак был у нее в ногах.

— Андрюш, ты как?

— Мне только документы взять.

Из отделения в серванте Андрей достал файл с документами (исключительно — копии, но некоторые — заверенные в нотариальной конторе) и уместил его во внутреннем кармане плаща. Пришлось привычно сложить бумаги чуть ли не вдвое. Скоро, зараза, из-за них всюду с портфелем придется ходить.

— Темка, ты готов?

— Сейчас.

Сын сидел на низком пуфике и с неудовольствием обувал новые кроссовки. Старые ему нравились больше, но к ним обязательно прицепились бы. Вместо шнурков были липучки.

Андрей взял рюкзак у жены.

— Все собрала?

— Да. Печенье, молоко, сок, аптечка.

Ника была бледновата. Андрей пальцем поправил ей мазок помады, выскочивший за уголок рта. Только бы не перенервничала. Еще дадут предупреждение о неадекватном поведении в присутствии ребенка, а там и здравствуй, камера в квартире.

— Все хорошо, — сказал он ей.

— Это меня еще с прошлого раза трясет, — сказала Ника, клюнув носом его щеку. — Прости.

— Но обошлось же, — заглянул в напряженные глаза Андрей.

— Я бы этой дуре и сейчас, как курице голову…

— Я бы сам, — прошептал Андрей.

Ника, фыркнув, повеселела.

— Отнимаешь мое священное право?

— Ну, скорее, немножко претендую.

Темка соскочил с пуфика и попрыгал на месте.

— Я готов!

— Пошли? — спросила мужа Ника, поймав Темкину руку.

— Конечно, — сказал Андрей. — Мы — прекрасная семья.

— Мы — семья! — выкрикнул Темка.

— Тс-с-с, — прижал палец к губам Андрей.

И сын понял, посерьезнел.

Андрей открыл внутреннюю дверь со звукоизолирующими прокладками, потом распахнул внешнюю.

— Ой, кто это у нас?

Соседка Лидия Тимофеевна, одинокая, полная, в розовом халате и синих бигуди, вроде как совсем случайно выглянувшая на лестничную площадку, шагнула к Темке.

— Здравствуйте, Лидия Тимофеевна, — сказала Ника, оттесняя соседку от сына.

Темка, впрочем, и сам отступил. Андрей, мысленно складывая штабеля нехороших слов, возился с дверью.

— А почему это ваш сынок со мной не здоровается? — улыбнулась Лидия Тимофеевна, тряся подбородками. — Плохо воспитываете.

Темка выглянул из-за Ники.

— Здрасте, — сказал он.

— Ай, это хорошо! — тут же обрадовалась соседка. — Ты такой внимательный мальчик! Хочешь конфетку, Темочка?

Она наклонилась, протягивая обернутый в яркую фольгу шоколадный батончик.

— Я возьму, — сказал Андрей.

Он выхватил гостинец прежде, чем Лидия Тимофеевна сообразила сжать кулак.

— Это Темочке, — упавшим голосом сообщила соседка.

Андрей заметил выбившийся из-за ворота халата проводок записывающего устройства. Ну, конечно, почему бы на соседях не подзаработать? Десять тысяч, приличные деньги. Льготы, опять же, коммунальные.

— Обязательно, — подтвердил он. — Темочка скажет, и я сразу ему отдам.

— Темочка…

— Я позже съем, — пресек всякую неопределенность сын. — Мы гулять идем.

— Ах, гулять…

Андрей пожал плечами — мол, ничего не могу сделать. Слово сына — закон.

— До свидания, — сказала Ника.

Они спустились по лестнице. По пути Андрей выгреб ворох цветастых рекламных буклетов из почтового ящика. «Срочная ювенальная помощь». «Детская опека». «Ваш ребенок — это наш ребенок». «Консультации по границам психологического насилия». Он показал их Нике, лицо которой тут же сделалось как каменное.

— Наверное, только в наш ящик и кладут, — сказала она.

— Еще Воронковым, — сказал Андрей.

— Они же съехали.

— Так по старой памяти.

Ком буклетов Андрей выкинул в урну у подъезда. Было уже светло. У оград и возле деревьев еще лежал серый и сизый снег. Там, где снега не было, земля чернела, словно после разлива нефти. Ни травинки, ни листика. На пустой и тихой детской площадке от «шведской» стенки до странных, облезших фигур, обозначающих гендерное разнообразие, стояла вода. Впрочем, туда они идти и не собирались. Метрах в трехстах от их дома находился сквер, в котором они когда-то любили гулять, а сейчас вроде как отбывали повинность. Зэки на прогулке, мать-перемать. Обычная семья.

Когда Андрей пытался представить, как воспринимает их чинное, стариковское шарканье по дорожкам сын, у него нехорошо шевелилось в душе. Только бегать было нельзя. И падать — нельзя. И смеяться. И брать Темку на руки. И многое чего еще. Тополя и липы с год как утыкали камерами. Любое подозрение на психологическое давление или, упаси бог, на признаки манипулирования ребенком — и ты рискуешь лишиться родительских прав.

В такие моменты Андрею хотелось добраться до тех, кто принял этот еврозакон, и бить, бить, бить их чем-нибудь тяжелым, угловатым, ребристым.

До кровавых соплей.

Под капотом своего «форда» возился дядя Саша Привалов, увидел, что Андрей с Никой и Темкой вышли, выглянул, в солидарность с Щукиными молча сжал кулак. Рот фронт. Я с вами. Даже на сердце потеплело.

— Здравствуйте, дядя Саша, — сказал Темка.

— Привет-привет.

Дядя Саша все-таки оставил потроха своего автомобиля и присел перед Темкой.

— Как твои дела, молодой человек? — он легонько щелкнул мальчишку по носу.

Ему было можно. Он был чужой. Вот если бы на его месте оказался Андрей или Ника…

— Ничего, — сказал Темка.

— Вы гулять идете?

— Ага.

— Ну, дело хорошее.

Привалов выпрямился, на мгновение