одолжение. Но беру только потому, что другого выхода нет. — Давайте мне ваше направление на Степной.

Из-за домов показались грузовики с черепицей. Хазаров сорвался с места и помчался навстречу им такой резвой иноходью, что Карпов согласился: «В силах!»

— Почему только две машины? — закричал начальник первому шоферу.

— Другие повезли на площадку завода.

— Ах, так! — с холодной издевкой произнес Хазаров. — А мы крыши голубым небом крыть будем?

— До крыш еще не враз доберетесь.

— Вы видите? — обратился Хазаров к подошедшему Карпову. — Ну, ничего, ничего, добуду у них все, что мне надо. Выцарапаю!

II

Низко полз туман. На глазах он редел, таял и бесследно исчезал. Над полями проносился влажный ветерок. Дышала степь, проснувшаяся от зимней спячки. На востоке вставало крутобокое солнце.

Поселок просыпался. Из домов выходили люди, на миг останавливались, встреченные ветром и солнцем в лицо, бросали взгляды на степь. Весна…

Карпов шел краем поселка вдоль строящихся домов.

Горки недавно вырытой земли еще не успели просохнуть. Возле них легли ровные серые ленты фундаментов. Затертый, слегка шероховатый бетон радовал глаз, так и тянуло прикоснуться к нему ладонью и почувствовать приятную прохладу под рукой. Повсюду штабеля крупных темно-серых шлакобетонных камней, ожидающие своей очереди пойти в дело, и обычного строительного кирпича, сохранившего горячий цвет пламени. Привлекал взор свежий сосновый тес. Как росинки, поблескивали на досках прозрачные капли смолы. Доски сохранили острый лесной запах, который смешивался с ароматами весенней степи.

Вот здесь будет дом. Новый дом. И тут. И там… Пусть в конце концов скромные дома — не хоромы, что ж поделаешь. Можно и без р-романтики.

Четыре немыслимых военных года Владимиру Карпову привелось разрушать плоды человеческого труда, вложенного в фундаменты, кладки, фермы и срубы. Жутко, если здраво рассудить… А коли приходилось строить, так мысль билась и мучилась в тисках жестокого расчета: что случится, когда в лоб доту прямой наводкой угодит снаряд или в накаты блиндажа грохнет многопудовая бомба с бризантной начинкой?

С сухим горячечным блеском в глазах проходил Владимир Карпов улицами растерзанного древнерусского Великого Новгорода. Потом видел село, мертвое, пустынное — два длинных, страшных ряда закопченных печей. И женщину возле одной из них. Женщину, у которой не было дома и вообще ничего не было, даже маленького узелка. Только трое детей, мал мала меньше, стоявших так же неподвижно, как их мать. Потом видел еще много сел, городов, местечек, опаленных дыханием смерти.

Ирония судьбы — строитель на войне…

Угрюмые картины навечно останутся в памяти — ничем не вытравишь. Запечатлелся и расстрел готической кирхи в Силезии, использованной фашистами как крепость. Владимир Карпов давал тогда советы артиллеристам, куда ударить, чтобы больнее и вернее.

А возвращение в Ленинград?

Изувеченный город-герой. Весь в ранах и рубцах. Десятиметровые воронки во дворе института. Стены с трещинами от крыши до цоколя. Холод в аудиториях, голодные обеды в студенческой столовой. На ужин шроты — отходы сои без карточек. Завтраки тогда вообще не полагались.

Собственноручно зарыли воронки, отремонтировали отопление, заделали трещины и щели. Работали, голодали, сдавали экзамены и защищали дипломные проекты.

В сорок первом Владимир Карпов окончил четвертый курс и ушел воевать. Демобилизовавшись в октябре сорок пятого, собрал шестерых уцелевших из группы однокашников и повел в деканат: доучивайте!

И вот нынешняя весна. В кармане синяя книжка с рельефным гербом, свидетельствующая, что ее предъявитель в 1937 году поступил в институт и в 1947 году окончил полный курс. Теперь — строить. Твой первый строительный сезон открыт!

Карпов пошел в контору. Начальника там не оказалось. Возле одного из домов, отведенных ему Хазаровым, Карпов встретил пожилого чернобородого бригадира Егорова, основательного, неторопливого. Познакомились. Через минуту Егоров, угадывая настроение собеседника, спросил:

— Вижу, нравится вам тут, в городе. Подходящий край?

— А как же: плохого я бы не выбрал.

— Что говорить, — как будто одобрительно и в то же время с оттенком неопределенности ответил Егоров, задумчиво смежая глаза. — Воевали, поди?

— Было дело.

— И долгонько?

— До конца. До Лабы. В Чехословакии так Эльбу называют.

— Угу, — все так же задумчиво и уклончиво подтвердил Егоров.

Весь день Карпов ходил от объекта к объекту. Не все ему с первого взгляда здесь нравилось, однако его ни на минуту не покидало возбуждение: он дышал воздухом весны и стройки.

Внезапно появившийся Хазаров издали приветствовал:

— А, молодой специалист, здравствуйте. Ну, как? Привыкаете? Присматриваетесь? Так-так… — Он не подал руки, тотчас отвернулся и пошел к каменщикам.

— А ну-ка, постой! — крикнул он молодому парню. — Эка ты неповоротлив, батенька.

Начальник собственноручно снял с него фартук, привычным ловким движением накинул на себя и взялся за увесистые шлакобетонные камни. Он легко, быстро, один за другим укладывал их, играючи орудовал мастерком, разравнивая раствор.

Карпов невольно залюбовался Хазаровым, даже позавидовал ему. Мастер, артист, ничего другого не скажешь. Резок Хазаров, да зато деловит. В сущности Карпову всегда были симпатичны люди крепкой деловой хватки.

Доброго волнения от встречи со стройкой хватило на один день. Уже следующим утром Карпов смотрел вокруг иными глазами.

Только еще началось строительство домов, а вокруг — кучи мусора, битого кирпича, камня, земли. Рабочие гоняют тачки со строительными материалами по небрежно, наспех положенным доскам. Частенько тачки соскальзывают с них, иногда сваливаются набок. Кирпич лежит беспорядочно, в случайных местах. Брать его неудобно, возить далеко. «Как же так? — думал Владимир. — Непонятно».

Всеми делами, большими и малыми, вершит Хазаров.

— Ребята, на горизонте вездесущий! — слышится иногда возглас из группы молодежи, присевшей погреться на солнышке.

— И всеведущий! — вторит другой голос.

Группа мгновенно тает. Каждый опасается попасть ему под горячую руку.

Хазаров ходил, почти бегал по строительной площадке целыми днями, неутомимый, неугомонный. Он, как снег на голову, являлся тут и там, укорял, учил и требовал.

Четыре дома, полученные Карповым «на откуп», подвигались плохо. Каменщики никак не могли оторваться от фундаментов.

Слов нет, Егоров работает много и добросовестно. Однако в его бригаде все-таки не чувствуется