скорее.

Однако когда мы попытались выйти в коридор, чтобы спуститься в подвал, то увидели, как пули отскакивали от уличной двери, которая выходила на немецкую сторону реки Сан: работал пулемет. Нужно понимать, что Сан река не широкая, всего-то около 100 метров. И вот эти щепки от деревянной двери летели во все стороны, что заставило нас вернуться обратно в спальню.

Дождавшись, когда пулемет на время затих, мама схватила в охапку братишку, взяла меня за руку, и мы выскочили на металлический балкон, который шел вдоль дома. Мы очень быстро пробежали по нему и спустились в подвал. Дом был трех или четырех этажный, большая его половина располагалась параллельно реке как раз дворовой стороной. Раньше, когда я выходил на этот балкон, то часто слышал немецкую речь патрульных, которые ходили по своей стороне вдоль реки. Они там обычно гоняли поляков, чтобы те не переговаривались с родственниками, которые жили на нашей, советской стороне. Дом был Г-образный, а в конце большей половины, находилась мельница. В сторону железнодорожного моста уже ничего не было кроме пустыря.

В подвале мы провели около двух часов, наверху все громыхало. Работала артиллерия. Наше убежище было заполнено женщинами с детьми, ведь в нашем доме жили не только семьи пограничников, но и семьи 99 стрелковой дивизии. Мама подсаживала меня посмотреть в окно, которое располагалась на уровне тротуара, чтобы понимать, что происходит вокруг. Пограничники поначалу не отвечали на стрельбу, однако, когда немцы стали переправляться через реку – был открыт огонь. В нашем доме на верхнем этаже или на крыше заработал пулемет. Работал отчаянно, практически не останавливаясь. Но тут раздался взрыв, затряслись стены – в дом попал снаряд, пулемет затих.

Вдруг, в подвал вбегает пограничник, как выяснилось, его за нами отправил отец:

– Воронова здесь? – крикнул он.

– Да-да, я здесь! – ответила мама

– Дети с вами?

– Да, со мной!

– Кто еще из погранотряда? – оглядывая по верху голов, спросил он.

Из погранотряда в подвале находилось еще 8 человек: жены и дети пограничников. Кроме того, с нами захотели бежать некоторые из жен и детей 99 стрелковой дивизии.

Пограничник встал в дверях, мы собрались за его спиной.

– Так, все?

– Все!

– За мной! Бегом! Не отставайте! – скомандовал старшина.

Мы выскочили через арку, которая была на углу дома и через которую мы раньше заходили во двор и затем поднимались по металлическим ступенькам на балкон, который шел вдоль дома. Пограничник посмотрел по сторонам, взмахнул рукой, и мы выбежали на улицу, которая шла перпендикулярно к реке вдоль костела. Но как только мы побежали по ней, с той стороны по нам стал бить пулемет. От мощенной каменной мостовой пули отскакивали со свистом, несколько человек из нашей группы были убиты.

Когда мы добрались до домов, располагавшихся в верхней части улицы, перед нами открылась ужасающая картина: разбитые двухколесные тачки с узлами, убитые женщины, дети, старики. Они были везде: на дороге, на тротуаре.

Я схватился за ухо, меня оглушил свист и я почувствовал горячее дуновенье раскаленного металла. Это была пуля. Вдруг раздался крик. Я оглянулся. Кричала молодая женщина. Она прижимала к груди маленький сверток. Ребенок… Пеленка, в которую он был завернут, очень быстро превратилась в кровавую тряпку. По рукам несчастной струилась кровь. И она кричала, сверкая безумными глазами.

Тротуар был усеян битым стеклом. Было чувство, что мы бежим по льду. Поскользнувшись в, очередной раз, на осколках стекла и больно порезав ногу, я усилием воли поднялся. Мама тянула мне руку, и я схватился за нее. Она с силой дернула меня к себе и за нашими спинами, на то самое место, где я находился мгновенье назад, рухнул балкон, меня обдало горячей пылью

Вновь заработал пулемет. Мы забежали в первый попавшийся подъезд, в котором уже собралось много людей, и когда пулемет затих, мы вновь двинулись бегом по улице.

Наш пограничник скомандовал: «Давайте! Давайте! Сюда!»

Мы побежали – опять заработал пулемет, пришлось вновь прятаться в подъезде и так повторялось снова и снова пока мы не добрались до следующей улицы. Там за углом стояла полуторка накрытая брезентом – она ждала нас.

И вот, мы все, кто сумел добежать, загрузились в машину, которая заполнилась полностью. Мы тронулись. Спасший нас пограничник тоже поехал с нами, только не в кузове, а стоял на подножке, держась одной рукой за дверь, осматривался по сторонам.

Когда мы выехали из города, по нам уже никто не стрелял, машина ехала достаточно быстро. Проехав около 20 км, мы услышали гул приближающегося самолета.

– Воздух! – закричал старшина.

Он соскочил с подножки и кинулся вытаскивать нас из машины, но всех вытащить не успел. Истребитель зашел на удобную точку и дал очередь из пулеметов по машине, но не попал и ушел в сторону города.

Мы двинулись дальше, но опять команда: «Воздух!». Старшина стал хватать в охапку детей по два, по три ребенка: «Бегите, бегите от машины!» – кричал он. Вдоль дороги было засеяно ржаное поле, мы все туда побежали.

Я смотрю, а самолет заходит на прицельную позицию и идет низко-низко, настолько низко, что чуть-чуть не цепляет брюхом деревья, мне даже удалось разглядеть лицо летчика. Немец открыл огонь – из машины пошел белый пар.

Когда немецкий самолет скрылся из виду, мы вышли из нашего убежища, огляделись: за полем стоял белый оштукатуренный дом, во дворе были лошади, коровы, куры, утки. Старшина побежал к дому, а навстречу ему уже шел хозяин.

– Слушай, пан, телега есть? – крикнул ему наш пограничник.

– Да, есть у меня, пан старший, есть телега, я сено на ней вожу – по-русски ответил поляк.

– Ну, давай, запрягай!

Хозяин побежал запрягать телегу. Телега была такая длинная. Мы расселись, а кому места не хватило, те шли рядом пешком. Старшина тоже шел пешком рядом с телегой.

– Вам далеко? – спросил пан.

– Да нам надо до Львова добраться – ответил наш спаситель.

В итоге, провез он нас около 15-20 км.

– Пан старший, я не могу дальше, у меня там хозяйство, я один, жена

с дочерью уехали, все хозяйство на мне, мне вернуться надо – сказал мужик.

– Ну что ж, понятно, спасибо за помощь!

Отпустив пана с телегой восвояси, мы пошли пешком вдоль дороги по обочине. По пути нам попадались разбитые машины, подводы, убитые люди, дорога местами тоже была разбита, видимо ее бомбили. Шли несколько часов, пока не увидели, что в нашу сторону из Перемышля идет машина – это была уже не полуторка, а грузовая с открытым бортом и на подножке стоял пограничник, держался за кабину.

Мы остановились, старшина переговорил с водителем и дал знак, чтобы мы загрузились в машину. За рулем