Литвек - электронная библиотека >> Ли Бо >> Древневосточная литература >> Нефритовые скалы >> страница 3
рассказывают, что в 735 г. Ли Бо с приятелями некоторое время провел в горах Цзуйлайшанъ. Это была знаменитая компания «шестерых бездельников из бамбукового ущелья», проводивших время за вином у быстрой горной речки, в живописном ущелье, поросшем бамбуковыми деревьями. В 743 г. он стал одним из «восьми винных сяней» — членов другого веселого содружества.

Чего же искал Ли Бо в вине? Об этом он сам сказал в своих стихах:

Как хорош сегодняшний день — и ветер и солнце!
И завтра, вероятно, будет не хуже.
Весенний ветерок смеется над нами:
«Люди, чего вы сидите уныло?
Задуйте в цевницы! Пусть запляшет у вас
птица-феникс с радужным опереньем.
Зачерпните чашей! Пусть запрыгают у вас чудесные рыбешки.
И за тысячу золотых покупайте себе хмель!
Берите радость и не ищите ничего другого...»
Но есть у поэта и другая мотивировка обращения к вину. Она высказана в строках другого стихотворения, написанного, как обозначено в заголовке, «весенним днем после того, как очнулся от хмельного сна». Начальные строки этого стихотворения таковы:

Жизнь в этом мире — всего лишь большой сон.
Зачем же нам делать ее трудной?
Поэтому я и пью весь день.
Строки первого стихотворения говорят о жизнелюбии поэта, о его стремлении к радости. Мотивируется это чудесным днем, который будет и завтра. Во втором стихотворении — тот же призыв радоваться жизни, но с другой мотивировкой: зачем печалиться? Ведь жизнь есть сон.

Не следует видеть в словах «жизнь... всего лишь сон» представление об иллюзорности жизни. Слова эти следует понимать иначе. В книге Чжуан-цзы есть место, где рассказывается, как Чжуан-цзы раз заснул и увидел сон, будто бы он превратился в бабочку. Потом заснула бабочка и увидела сон, будто бы она превратилась в человека, Чжуан-цзы. И вот Чжуан-цзы не знает, кто же он на самом деле: человек ли, которому приснилось, что он стал бабочкой, или бабочка, которой приснилось, что она стала человеком? Это не представление о жизни как о сновидении, это мысль об одинаковой реальности того, что мы называем действительностью, и того, что мы считаем сновидением; в другом плане — это мысль об одинаковой реальности действительности и мечты.

Последнее, что сказал о себе Ли Бо в ответе градоправителю Хучжоу, что он «будда Цзиньсу». Цзиньсу — обозначение Вималакирти, одного из очень популярных персонажей буддизма. Вималакирти был очень богатым человеком, вел большие торговые дела, имел семью. В буддизме он является воплощением образа праведника-мирянина, прямо противоположного подвижнику, аскету. В этом образе утверждается мысль, что истинная праведность состоит не в отказе от мира, а в приятии мира, не в отрешении от мирских дел, а в самой активной мирской деятельности. В уста Вималакирти при этом вкладываются слова резкого осуждения не только аскетизма, но и приверженности к догматам. Он порицает тех последователей Будды, которые живут мертвой доктриной, находятся во власти схоластических формул. Таким образом, словами «я — Вималакирти, его воплощение» Ли Бо хотел подчеркнуть, что он человек жизни, человек действительности, свободный от всякого схоластического догматизма.

Это определение, данное себе самим поэтом, открывает путь к пониманию еще одной стороны его поэзии. У Ли Бо очень много стихов о жизни. В них он говорит о радостях и горестях людей, о своей родной стране, о событиях своего времени, о смуте, постигшей страну во время мятежа Ань Лу-шаня. Мятеж задел и его самого. Когда император Сюаньцзун бежал из столицы и затем отрекся, престол перешел к его старшему сыну, но на власть стал претендовать и другой сын — Юн-ван. Ли Бо показалось, что именно этот принц сражается за интересы народа, и он примкнул к его отрядам. Однако Юн-ван был разбит; Ли Бо попал в плен и как мятежник был приговорен к смерти. На его счастье военачальником правительственных войск был Го Цзы-и, которого поэт в свое время, когда он действовал заодно с «народными рыцарями», спас от смерти. Го Цзы-и, за это время из солдата ставший военачальником, смягчил участь поэта, заменив казнь изгнанием, а затем, после подавления мятежа, Ли Бо попал под общую амнистию.

Есть еще одна черта, которая проявляется в многогранном творчестве поэта. Эта черта — нежнейшая любовь к родине. Как говорил поэт, когда он поднимает взор вверх, он видит небо родины, когда опустит глаза вниз — видит землю ее, т. е. думает о ней непрестанно.

Таков был поэт — воплощение духа вольности, жизни, деятельности. Этот дух проявился и в его поэзии, преисполненной поистине магической силой внутреннего напряжения, высокой лиричностью. Вероятно, именно поэтому и назвали поэта сянем — магом.

Ли Бо в переводах А.И. Гитовича

Смотрю на водопад в горах Лушань[2]

За сизой дымкою вдали
Горит закат,
Гляжу на горные хребты,
На водопад.
Летит он с облачных высот
Сквозь горный лес —
И кажется: то Млечный Путь
Упал с небес.
726 г.[3]

В горах Лушань смотрю на юго-восток, на пик Пяти Стариков[4]

Смотрю на пик Пяти Стариков,
На Лушань, на юго-восток.
Он поднимается в небеса,
Как золотой цветок.
С него я видел бы все кругом
И всем любоваться мог...
Вот тут бы жить и окончить мне
Последнюю из дорог.
726 г.

Храм на вершине горы[5]

На горной вершине
Ночую в покинутом храме.
К мерцающим звездам
Могу прикоснуться рукой.
Боюсь разговаривать громко:
Земными словами
Я жителей неба
Не смею тревожить покой

Летним днем в горах

Так жарко мне —
Лень веером взмахнуть.
Но дотяну до ночи
Как-нибудь.
Давно я сбросил
Все свои одежды —
Сосновый ветер
Льется мне на грудь.

Навещаю отшельника на горе Дайтянь, но не застаю его[6]

Собаки лают,
И шумит вода,
И персики
Дождем орошены.
В лесу
Оленей встретишь иногда,
А колокол
Не слышен с вышины.
За сизой дымкой
Высится бамбук,
И водопад
Повис среди вершин...