снится, переутомленному дневным перенапряжением, так тоже пора уж просыпаться. — Давай! Но предупреждаю: если что не так — раздавлю!

— Все так, тебе говорят. Звони!

Бизнесмен, ткнув кнопку, вмонтированную в торец могучего своего стола, воззрился на двери.

Несколько мгновений спустя там возникла секретарша. Увидев шефа, сидящего за столом, но все еще вцепившегося в пепельницу, как давеча у стены, она приоткрыла рот, моргая мохнатыми ресницами.

«Именем Усатого Существа! Желаю такие брови, как у нее!» — мысленно произнес Ратмир Григорьевич, впившись взглядом в лицо секретарши. И неожиданно для себя добавил: «И глаза!»

«Сделано!» — прозвучало в мозгу тараканье, заставившее бизнесмена вздрогнуть.

Он прислушался к своим ощущениям. Ничего особенно не обнаружил. Маскируясь почесываньем лба, прикоснулся пальцем к брови и вместо привычной жесткой щетинистости ощутил скользящую шелковистую мягкость. Неужели?! На девичьем лице, с которого не спускал он глаз, не наблюдалось никаких перемен к худшему.

— Звали, Ратмир Григорьевич? — спросила наконец Веруня.

— Это я так, Веруня, извини, — поспешно проговорил шеф, покосившись на таракана: не встрянет ли тот в разговор его голосом. — Верней, не просто так. Хотел сказать, что я тебе с двадцатого прибавляю.

— Ой, спасибо, Ратмир Григорьевич!

Верочка, подбежав, через стол клюнула шефа в щеку, ни на какую пепельницу даже не обратив внимания.

— Ты иди домой, Веруня, да и мы с Гариком сейчас двинем. Хлопотный сегодня день выдался, устал я что-то…

— Бедненький! — пожалела его секретарша. — Спасибо вам! Чао! — и выпорхнула.

Едва дверь за ней закрылась, бизнесмен сунулся в нижнюю тумбу стола, где хранилась его офисная электробритва (зарастал он чрезвычайно быстро), открыл футляр, вперился в зеркальный квадратик. Подо лбом его, прорезанным двумя пухлыми морщинами, лежали теперь шелковистые темно-русые Верочкины брови, крылато разбегаясь от прежней его переносицы к вискам. А из-под этих бровей ошалело смотрели на Ратмира Григорьевича серые секретаршины глаза в обрамлении знаменитых ее ресниц.

Бизнесмен уронил на стол электробритву и вновь схватил ее, жадно вглядываясь в приобретенное.

Происшедшая на лице бизнесмена замена чрезвычайно добавила этому лицу привлекательности, не сделав его, вместе с тем, ни женственным, ни легкомысленным.

— Ну вот, — сказал ему таракан, — убедился? И тебе хорошо, и ей никакого урона во внешности. Мое слово твердое. И все остальное таким способом добудешь, Григорьич. Такую внешность отхватишь, что никто завтра и не узнает.

— Да! — спохватился миллионер, отрывая взгляд от зеркала. — Насчет того, что никто не узнает. Кто ж меня, в самом деле, узнает? Кто признает? Как докажу, что я Ратмир Заломаев, что я это я, как лицо юридическое? На паспорте фото прежнее, и все меня другим помнят. Это как? Это, знаешь, чревато, это я как-то упустил…

— Ну, если ты себе прилепишь нос кавказской национальности, или рост баскетбольный закажешь, или мускулатуру жуткую, как у этого, из кино, — тогда конечно, — откликнулся таракан. — А ты, когда физию править будешь, творчески подходи, выбирай такое, чтоб и качественней было, и в то же время похоже. С росточком поскромнее и с габаритами. Сантиметров на десять подрастешь, никто особо не удивится, разве что жена. А с внутренними органами и проблем никаких. Да притом, Григорьич, мозги-то у тебя свои останутся, неужто не сообразишь, какой лапши кому потом на уши навешать? А теперь отпускай меня, Григорьич. Восьмой час уже, и дел у тебя полно. В офисе ты ничего более не высидишь: Веруньку уже использовал, а у костолома твоего ничего заимствовать не советую, поостерегись. Он у тебя хоть и крутой, да невезучий, я б его вообще на СПИД проверил. Отпускай меня, парень, и вперед — отовариваться. Скажи теперь одно только слово: «Отпускаю!», и расстанемся мы с тобой, довольные друг другом.

Ратмир Григорьевич задумался, поглаживая пальцами пепельницу. Отпустить? А ну как отпустит, и волшебное заклинание в дальнейшем не сработает? Впрочем, одни уже Верунькины глаза и брови являлись бесценным тараканьим даром. И потом: не волочь же с собой эту штуковину на поиски красоты и здоровья?

— Отпускаю! — сказал он пленному усачу и приподнял пепельницу над столом. Но выметываться на волю было уже некому: таракан исчез. Точно просочился мгновенно сквозь могучую дубовую, павловской эпохи, столешницу. Лишь на зеленом сукне какое-то время оставалось коричневое пятно с усами и лапками, но вскоре, побледнев, исчезло и оно.

Однако волшебство продолжалось. Неожиданно без звонка и при положенной трубке заработал телефакс, вытолкнул из своего чрева короткую ленту сообщения и умолк. Ратмир Григорьевич сорвал ленту и прочел следующее:

«Не сомневайся: все будет, как обещано. Забыл только сказать тебе, что волшебство Существа моих габаритов реализовывается лишь в течение ста запыхов, по-вашему — пяти часов. Сообрази, когда мы с тобой начали, и управляйся. Желаю удачи, Говэныч! Усатое Существо».

«Сообрази сам и управляйся…» Ратмир Григорьевич, нависнув над столом, закаменев, погнал мысли на предельных оборотах, как в преддверии самых выгодных, но и самых рисковых торговых операций.

Как ему с максимальной пользой уложиться в жесткие временные рамки волшебства? В сто этих, как его… запыхов, в пять часов? Где можно иметь наибольший выбор фрагментов здоровья и привлекательности? Да еще чтобы приобретенное хоть как-то напоминало бывшее? В спортзале? Куда у него постоянный пропуск, где после тренировки в сауне обливаются здоровым потом мясом кормленный рэкет и икряная коммерция? Ратмир Григорьевич вспомнил эти рожи — нет! В баню рвануть, где голые? Намыленных разглядывать, неизвестного здоровья? В бассейне тренеров расспрашивать, медкарты ворошить? Пять часов на всё про всё, да и не пять уже, а меньше!

«Транспорт! — высветилось вдруг в мозгу бизнесмена решение. Метро!» Да, именно в метро будет у него желанный выбор. Тысячи, десятки тысяч всевозможных носов, подбородков, ушей, здоровых легких, почек, отменных сосудистых, идеальных опорно-двигательных систем катят на эскалаторах, кишат в переходах, вваливаются в вагоны и разъезжаются по всевозможным направлениям гигантской подземки. Да неужто ж из стольких вариантов не подберет он искомого. Метро — единственное правильное решение.

Приняв это решение, Ратмир Григорьевич начал действовать быстро и четко. Он откромсал ножницами кожаный клапан электробритвы, ради вмонтированного в него зеркала, сунул клапан в карман и стремительным шагом покинул кабинет.