В прихожей, полулежа на кожаном диване, листал журнал скучающий телохранитель Гарик, бывший спецназовец и бывший рэкетир, личность, широко известная в своей сфере. Увидев шефа, он пружинисто вскочил:
— Домой, хозяин?
И шагнул к вешалке, чтобы подать Ратмиру Григорьевичу волчью его доху. Но тот уже опередил его, спешно впихнув руки в рукава, не застегиваясь, кой-как намотал шарф, нахлобучил шапку.
— Срочно. К метро. К ближайшему! — отрывисто бросил он и выскочил из офиса.
Минутой спустя Гарик уже гнал «вольво» сквозь снегопад по колдобинам Лесного проспекта.
— Давайте все ж и я с вами, хозяин, коли уж приспичило, — грубовато-заботливо предложил он выскочившему из машины шефу. — Мало ли что, береженого Бог бережет.
— Нет. Заедешь на Чайковскую, скажешь Ираиде Витольдовне, чтоб не волновалась, я могу задержаться до часа. Откуда буду возвращаться, не знаю. Схвачу тачку, — говорил он кивающему Гарику. — Все.
И уже совсем было собравшись войти в вестибюль метро, вспомнил тараканьи слова о своем телохранителе.
— Кстати, как у тебя, Гарик, со здоровьем?
— Нормально, — пожал тот плечами.
— Обследуешься и доложишь. Я всех своих людей хочу через медиков пропустить, да и сам обследуюсь, — сказал Ратмир Григорьевич. — Здоровье — прежде всего. Пока!
И с этими словами спешно вошел под крышу станции.
2
Давненько не пользовался метрополитеном наш финансовый воротила. Настолько давно, что даже не ведал о существовании жетонов, сменивших входные пятаки. (Впрочем, и пятаков у него, конечно, не было). Откуда ему было знать о каких-то жетонах, коли перемещался он только на своих машинах да изредка на подхваченных тачках, а телефоном-автоматом не пользовался никогда, имея в пути радиотелефон.
Пришлось отстоять неожиданную очередь, а потом, теряя драгоценное время, еще лаяться с бабой-жетонщицей, категорически отпихивающей десятитысячную купюру, а купюр меньшего достоинства у Ратмира не было. В конце концов пришлось бизнесмену покупать проездную карточку, вдвойне ему ненужную, ибо была уже середина месяца.
Оказавшись на эскалаторе, взвинченный непредвиденной растратой времени, миллионер заспешил, засуетился и наделал-таки глупостей.
Эскалатор полз с черепашьей скоростью, и Ратмир Григорьевич, всем своим существом ощущая безвозвратный полет секунд, жадно шарил вокруг острыми Верунькиными глазами в надежде приобрести хоть что-нибудь уже сейчас.
Несколькими ступенями ниже некий дылда в вязаной шапочке ехал, обняв свою спутницу и упокоив голову на ее плече. Левым ухом вверх.
Отличным ухом, и по форме, и по размеру. Уши — наименее рисковый объект приобретения. Ратмир Григорьевич тут же решил произвести изъятие. В последний раз ощупав свои расшлепанные оттопыренные пельмени, он вперился взглядом в объект и мысленно произнес:
«Именем Усатого Существа! Хочу такие уши!»
И уже без удивления и страха услышал в мозгу знакомое:
«Сделано!»
Дылда, очевидно, ничего не почувствовав, даже не обернулся в сторону применения волшебства, а только лениво поднял голову, сходя с эскалатора. Под правым его ухом, прежде невидимым, что-то тускло блеснуло.
Сошедший на решетку следом, бизнесмен споткнулся, сраженный мгновенной догадкой, схватился за правое ухо. Так и есть — кольцо!
Сколько-то времени, толкаемый сходящей с эскалатора публикой, он пребывал в столбняке, а очухавшись, кинулся вдогонку за проклятым модником, прикрывая ладонью огаженное ухо. Срочно разменяться! Кольцо, конечно, можно ликвидировать, но на хрена ему дырка в мочке! Он даже не подумал о том, что и догонять этого окольцованного бесполезно: что иное тот мог ему предоставить?
Дылда с девицей под мышкой был уже у входа в вагон, двери этого вагона захлопнулись перед самым носом Ратмира Григорьевича, и поезд с распроклятым ушным донором на борту укатил в сторону «Площади Мужества».
Взбешенный бизнесмен тут же, на «Лесной», именем Усатого Существа, обменял дылдины уши на первые попавшиеся, подростковые, лишь бы поскорее избавиться от кольца. Потом уже, не будучи вынужденным таиться и прикрываться нелепо, помотавшись по нескольким вагонам, он нашел то, что требовалось: великолепные взрослые, нужной формы и размера, чистые, без единого волоска, розовые офицерские уши. Приобретя их у артиллерийского капитана, бизнесмен катил за ним аж до самой «Владимирской», покуда не убедился, что уши хороши не только внешне, но и обладают острейшим слухом.
На переходе с «Владимирской» на «Достоевскую», сыскав малолюдный угол, бизнесмен извлек из кармана зеркало, осмотрел лицо и понял, что ему повезло. Армейские уши удивительным образом гармонировали с бровями и глазами секретарши. Но тем более неказистой выглядела теперь центральная лицевая полоса от носа до подбородка. Наиболее ответственная часть лица.
Ратмир Григорьевич уже взял себя в руки, отвергнув всяческую спешку и опрометчивость. Печального стартового опыта бизнесмену было вполне достаточно. Переигровки не существовало. Любой обмен уже исключал возможность возврата к былому. И прав таракан, прав благодетель: не вздумай приобретать чего-нибудь, слишком чуждого былому. Кто тебя узнает потом, присобачь ты себе совершенно неожиданный нос, будь он хоть трижды греческим. «Лучшее, но схожее с прежним» — вот формула твоего поиска, Ратмир. Трудная, говоришь, задача? Не спорю, трудная. Но вполне выполнимая при этаком выборе. Выбор-то какой! — возликовал бизнесмен, вновь осознав безграничность волшебных возможностей. Нос да подбородок, а рот — свой.
Рот замене не подлежал, поскольку даже Ларисе, той самой студентке из параллельного потока, нравились красивые очертания губ отвергнутого ухажера.
Задача, однако же, оказалась воистину тяжкой. Ратмир Григорьевич отмахал всю Кировско-Выборгскую линию и Московско-Петроградскую в оба конца, то и дело пересаживаясь из вагона в вагон, а также оббегая рысью станции, обшаривая взглядом публику, и — ничего подходящего. Единственный более или менее приемлемый подбородок попался ему в «Автово», но принадлежал он дремлющему алкашу, такому задрипанному, что брезгливый коммерсант на обмен не решился.
Меж тем время неумолимо шло. Чтобы опять не запсиховать и не сорваться на халтуру, Ратмир Григорьевич положил себе не глядеть на часы, и не глядел. Но станционные табло так и лезли ему в глаза, вырисовывая огненные цифры: 21–16… 21–43… 21–57…
Наконец ему повезло, и повезло чрезвычайно. Как раз в тот момент, когда он собирался выскочить из очередного обследованного вагона на «Ломоносовской», он столкнулся с искомым. Одновременно и нос, и
