быстро потушили. Пострадала лишь часть второго этажа, особенно зал заседаний, где сгорели скамьи депутатов, трибуна, часть стен.

У пожарных всего мира, помимо первейшей и важнейшей обязанности — тушить пожар, есть и другая: по горячим — в буквальном смысле слова — следам отыскать причину пожара. Не забыли об этом своем долге и берлинские брандмейстеры: ведь никто их не предупреждал, чтобы не были на этот раз столь ревностными в службе.

Впрочем, особого старания и не требовалось, чтобы обнаружить смоляные факелы и облитые легковоспламеняющимися веществами предметы. Их нашли между портьерами, в дверях, возле деревянной обшивки стен и под креслами в разных помещениях рейхстага.

Еще не пробило полночь, а педантичные берлинские пожарные уже составили протокол по всей предписанной форме: пожар вспыхнул, говорилось в этом протоколе, на всех этажах — от подвала до чердака, всего в двадцати семи местах; поскольку пламя охватило моментально все здание, делали вывод специалисты, это означает, что поджог был осуществлен сразу, и притом хорошо организованной группой людей.

Протокол тотчас же представили Герингу: ведь он был главный «пострадавший» (председатель рейхстага) и он же главный страж государственной безопасности (министр внутренних дел). Но Геринг на этот протокол, разумеется, даже не взглянул.

Когда пожарные ворвались в охваченный огнем рейхстаг, они застали там молодчиков, одетых в фашистскую форму. Как попали туда фашисты, никто не знал. Зато они успели уже поймать поджигателя!

На поджигателе не оказалось почему-то не только пальто, но даже рубашки. Он не сопротивлялся — спокойно дал себя арестовать. В кармане его брюк нашли членский билет компартии и голландский паспорт: отправляясь на преступление, он предусмотрительно захватил их с собой. Звали парня Ван дер Люббе, он голландец, по-немецки не знает ни слова. Парень во всем сознался и даже сделал важное заявление: он сказал, что является коммунистом и поджег рейхстаг по заданию компартии.

Впопыхах фашисты забыли свести концы с концами: не знающий немецкого языка Ван дер Люббе сделал свое заявление без переводчика, а не знающие голландского языка фашисты чудом все поняли — все, до единого слова…

НА ПУТИ В БЕРЛИН

Секретное совещание, в котором участвовали итальянские и югославские коммунисты, закончилось около семи часов вечера. Человек, который прощался с товарищами в крохотной передней, увешанной плащами и пальто, несколько раз бросал торопливый взгляд на часы. Надо было спешить: берлинский поезд из Мюнхена отходил через час. Но все казалось — что-то недоговорено, о чем-то нужно напомнить еще и еще…

Наконец последние рукопожатия.

— Осторожно, товарищи!

— До новой встречи!

— До скорой, надеюсь?

— Да, да, конечно, до скорой!..

В подъезде темно. Стоит нажать чуть подсвеченную кнопку, и сразу вспыхнут лампы на всех этажах. Но лучше не надо.

— Выходим по одному. Не сразу…

— Счастливого пути!..

Могучего роста, широкоплечий, с крупными чертами лица и большими сильными руками мастерового, Рудольф Гедигер выглядел моложе своих пятидесяти лет. Откинутая назад копна темных, чуть тронутых сединой волос открывала высокий лоб без единой морщины. Глаза искрились улыбкой, особенно сейчас, когда он был среди своих. Только синие мешочки под глазами го и припухлость щек выдавали его усталость.

— Надо бы отдохнуть, — озабоченно сказал кто-то из друзей.

— Надо бы, да сейчас не время…

Рудольф грустно улыбнулся и вышел первым.

Вообще-то от конспиративной квартиры, где проходило совещание, до вокзала ехать каких-нибудь двадцать минут. Но приходилось соблюдать величайшую осторожность. Мюнхен, как и все германские города, вот уже целый месяц был наводнен шпиками, полицейскими, штурмовиками и просто доносчиками — всевозможным сбродом, ревностно старавшимся доказать свою преданность новой власти. Любой недостаточно обдуманный шаг, малейшее пренебрежение правилами конспирации могли привести к провалу десятков товарищей и целых организаций.

Трижды меняя автобус и дважды — такси, Гедигер кружным путем добрался до вокзала за несколько минут до отхода поезда. Не спеша, соблюдая степенность и достоинство, приличествующие ему, скромному иностранцу, поднялся в спальный вагон третьего класса и сразу же улегся на своей койке. Закрыв глаза и очень натурально изображая спящего, он долго еще вспоминал все подробности этих двух дней, наполненных жаркими спорами, которые закончились принятием важных решений о единстве действий. Единство! — вот что всего более необходимо коммунистам разных стран, особенно сейчас, когда опасность фашизма нависла над всей Европой.

В самом разгаре работа по созыву европейского рабочего конгресса. Скоро в Копенгагене начнет действовать антифашистский центр — он объединит все силы, борющиеся против нацизма.

— Замечательно! — обрадовался слишком темпераментный югославский делегат и даже заговорил много громче, чем требовали того правила конспирации. — Скорее бы только! Очень нужно скорее!..

Конечно, решены еще далеко не все вопросы. Через несколько дней предстоит поездка в Париж, чтобы продолжить переговоры. 4 марта в одном из кафе Латинского квартала ровно в шесть вечера его будет ждать товарищ Руджеро Гриеко. Если встреча почему-либо сорвется, Руджеро придет на то же место в тот же час 5-го или 6-го…

Потом он заснул. Он еще не знал, что через час с небольшим после того, как поезд отошел от мюнхенского вокзала, вспыхнули тяжелые портьеры на окнах зала заседаний рейхстага.

Только утром, когда поезд уже подходил к Берлину, на какой-то маленькой станции в вагон вбежал мальчишка с кипой свежих газет. Через всю первую страницу — огромный заголовок: «Преступление века! Коммунисты подожгли рейхстаг! Коммунистический заговор разоблачен! Экстренные меры правительства…»

«Экстренные меры» не заставили себя ждать: перед самым Берлином они предстали в образе штурмовиков, которые с грохотом открывали двери купе. Проверка документов.

Рудольф Гедигер спокойно протянул свой паспорт. Причин для волнения не было. Имя швейцарского писателя, доктора Рудольфа Гедигера, ничем не запятнано и не занесено ни в какие черные списки. Он иностранный интеллигент, нашедший гостеприимство в близкой его душе столице Германии.

Если фашисты не охотятся за ним специально, опасаться нечего: паспорт не поддельный, около трех лет