- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (13) »
Глядь, а это нахальное животное улеглось на одеяло, развалилось как у себя дома. Глаза хитрющие, щурится… Ухват сам и опустился. Авось не укусит животина. А Дед Мороз мог бы и предупредить, что у него собака сторожевая есть.
Я приблизилась осторожно, готовая отскочить, если вдруг зверю придёт в голову напасть, а этот наглец пасть раскрыл, язык вывалил и на спину перевернулся. Ох и потешный! Лапы в воздухе застыли, перед грудью сложенные, выражение на морде блаженно-просящее: погладь меня, почеши!
Я почесала бочок. Хвост завилял из стороны в сторону, потом забил по одеялу. Собака, извиваясь ужом, подползла ко мне в том же положении — на спине — и подставила второй бочок.
— Хорошая… — улыбнулась я, потом бросила взгляд на внушительное «хозяйство», в таком ракурсе прямо королевское, и быстренько поправилась: — Хороший пёсик! Но чей ты, интересно, такой нахальный?
Ответа, разумеется, не последовало. Но он мне и не нужен был. Ясно, что не приблудный. Собака Деда Мороза, конечно же. Ох, вернётся он и получит порцию моего негодования: а чего не сказал про страшного зверя?
— Шёл бы ты спать на половичок, пёсик! — попробовала я мягкий метод.
Не вышло.
Осмелев, попыталась стащить пса на пол, но черныш извернулся и залёг у самой стенки, часто дыша и глядя на меня с неподдельным интересом. Словно спрашивая: что ты на это скажешь, Василисушка?
Василисушка ничего не сказала. Вот ещё, буду я со зверьём ругаться! Выдернула из-под собачьей тушки одеяло, прилегла на краю кровати и накрылась. Отвернулась от животины, глаза закрыла. А потом почувствовала жаркое дыхание на шее.
Испугалась страсть как! Думала — вот сейчас накинется и загрызёт…
А вместо этого меня стали лизать. Щекотно! И приятно! Я засмеялась, поворачиваясь:
— Ах ты, противный! Видишь же, спать хочу!
Пёс скорчил виноватые глаза и, перебирая лапами, забрался под одеяло, свернулся калачиком рядом со мной. А морду положил мне на грудь. Вздохнул долго и шумно. Зажмурился. А я усмехнулась, закрывая глаза. Хоть не замёрзну…
Утро началось для меня со звяканья ложек, с шума огня в печи и весёлого голоса Мороза:
— Эй, спящая красавица! Вставай-поднимайся, рабочий народ! Завтракать будешь или где?
— Чего? — я поняла из его слов только слово «завтракать», поэтому открыла глаза и огляделась.
Где же собака? Исчезла, как и не было. Странности какие-то творятся в этом маленьком домике в глухом лесу…
А нос защекотали запахи из печи. Хорошо так защекотали — горит ведь!
Подхватилась я, кричу:
— Морозушка, горит что-то!
— Ах ты ж, ёшкин кот! — он живенько метнулся к печи и, обжигаясь, вытащил на предпечье чугунную сковороду со шкварчащими яйцами. — Всё никак не приспособлюсь к этому девайсу!
— Что ль, ты барин? — засмеялась я, усаживаясь за стол и постилая на колени салфетку. — Тебе кухарки готовили?
— Сам я готовил, — фыркнул Мороз, пытаясь отскрести яичницу от сковороды. — Но у меня, прости-пожалуй, плита газовая была! И посуда Тефаль!
— Батюшки-матушки! Это ж в какой сказке такие штуки водятся?
— В моей реальной жизни, красавица, — вздохнул Мороз. — Ешь. Будем обсуждать детали нашей сделки.
***
Сказать, что яичница удалась на славу, — вообще ничего не сказать. Погоняв обугленные белки и желтки по тарелке, я тяжело вздохнула и отставила утварь в сторону.
— Зови давай собаку свою, Дедушка Мороз, — обратилась я к мужчине, который тоже на яичницу поглядывал без особого желания.
— Зачем это, Василисушка? — все-таки наколол он более-менее чистый кусок яичницы на вилку.
— Кормить ее будем завтраком твоим горелым. Я такое есть не буду да и тебе не позволю. Не хватало нам с тобой еще нужник делить один на двоих, — сказала, а сама покраснела как маков цвет.
Остро почувствовала, как щеки мои загорелись, но деваться некуда. Папка всегда говорил, что честной нужно быть с людьми и тогда они тоже честными будут.
— А собаку, значит, можно и помоями кормить? — почему-то насмешливая улыбка с лица Мороза куда-то пропала.
Но ведь я ничем таким его не обидела! Все собак кормят отходами со стола, и ничего. И вот сказать бы мне что-нибудь, чтобы сгладить ситуацию, а я как ляпну с перепугу:
— Заметь, я твое блюдо не обзывала. Сам ему название дал.
Вилка звякнула о тарелку, а Мороз молчаливо поднялся с лавки. Взгляд прищуренный, ноздри раздуваются, щеки раскраснелись. Явно гадость какую-то сказать хочет.
— Не нравится? Ходи голодная!
И главное, сказал-то мне, а пошел почему-то сам. К двери пошел да как хлопнул створкой, что и посуда задрожала, и дом задрожал, и я задрожала. Исключительно из чувства солидарности.
Ну в самом деле, было бы на что обижаться! Сказал же, что это я должна готовить. Так чего сам полез к печи, коли не по нему это дело?
Поднявшись с лавки, я для солидности уперла руки в бока, как всегда матушка моя делала. Обвела ясным взором фронт работ да закатала рукава своего платья.
— Эх, сгорел сарай, гори и хата!
Вечер неспешно ложился на горы, окутывал лес, голубоватым сиянием блестел на снегу, а Мороза все не было. Я уже и избушку от пола до потолка всю вымыла. И жаркое в горшочках приготовила, и пирожков напекла. Сидела у оконца и глядела на лес, высматривая своего недавнего знакомого.
Платье мое выстиранное лежало на печке. Еще не высохло, потому что я его последним замочила. Сначала постель сменила, одеяло вычистила, а уже потом собой занялась. Все переживала, что Мороз в самый неудобный момент заявится, а теперь сидела и тихонько вздыхала, потому что его все не было и не было.
От одеяла больше не пахло псиной. Завернувшись в него, грелась и подъедала пирожки, которых с каждой пройденной минутой моей личной печали становилось все меньше. Даже не заметила, как задремала…
Нет, створка не хлопнула, когда Мороз вернулся. Даже ветер холодный в избу не влетел вместе с ним, только половица скрипнула. Неслышно так, но я мигом открыла глаза, чтобы
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (13) »