Поставила в предпечье, чтоб отогрелись, да самовар сунула в печь. Чаи гонять – это я люблю! А в хижине Морозовой и травки есть, и чайный лист дорогой сушёный нашёлся в коробе. Только, значится, завела чай, только присела к столу, в блюдце налила из чашки, чтобы остывало, – и, конечно же, тут как тут явилась собаченция.
Ворвалась в дом, спервоначалу на меня прыгнула лапами заснеженными, да у меня не забалуешь! Сбросила животину на пол и крикнула сурово:
– А ну! Шать отсюдова!
Собака села, с удивлением глядя на меня выпуклыми умными глазищами, а потом к печке. Ах ты, вредитель! Глянь – зубами хватает заморские тарелки мягкие! И фырчит, головой трясёт, будто отплёвывается!
Я к псу, тарелки отобрала. Ой, мамушки мои, что ж творится! Ткань вся на нет сошла, тарелка поплыла, словно снег на солнышке, совсем бесформенная стала… И вонь прямо в нос ударила. Как же так-то? И холод гадость не убил? Неужто испортилось?
Глянула осторожно на собаку. А этот поганец на пол повалился и давай кататься с боку на бок, взрыкивая и фыркая. Ну чисто ржёт-хохочет!
– Вот я тебя! – пригрозила собаке и склонилась над останками диковинной еды. Эх, как же так вышло? Как греть эту пасту-шмасту с дарами морскими, ежели печкиного жара не выдержала?
Провозилась я с блюдами незнакомыми чуть ли не до полуночи, выгребая нетронутую серединку. Попробовала, конечно. Вкусно, аль всё не то! Я лучше-то приготовлю, ежели мне дать такие продукты. Пасты-шмасты раньше не видала такой, но матушка говаривала, что женское дело такое – подсмотреть да научиться. Да так научиться, чтоб лучше выходило!
Остатки бросила собаке, только та есть не стала, сидела и смотрела на меня с обидой в глазах. Вспомнились слова Мороза про помои и собаку. Глянула я на животину и рассмеялась сама себе. Стул отодвинула и жестом пригласила пса:
– Коли хочешь есть как человек, сядь за стол!
Недоразумение это только хрюкнуло, а потом встало передними лапами на стул, подтянулось грациозно и взобралось целиком. Я упёрла руки в бока и покачала головой:
– Ла-адно, ты победил!
Остаток вечера мы провели, поедая заморские кушанья и мило беседуя. Впрочем, тихо сама с собою я вела беседу-монолог, а пёс внимательно слушал обо всех моих женских бедах.
И на мужа пожаловалась – что замок мой захватил, женился, даже пояс не снял и не собирался вообще, ведь ключ искать – это надо за тридевять земель топать не пойми куда, а у новоиспечённого короля колики и ревматизм.
И на падчериц поплакалась – я к ним со всей любезностью, вечно угодить старалась, а эти две высокомерные фифы только носы воротили, всё им не так и не эдак. И прислугу обсудила во всех подробностях – совсем меня уважать перестали и слушаться, подлизы и прилипалы мужнины…
А как ночь настала, грусть-тоска на меня навалилась такая, что реветь захотелось. Одна, совсем одна, даже Мороз сбежал – видно, не выдержал характера моего. Собака не в счёт – что со зверя взять? Ласковый и смышлёный пёс, но не человек. А Мороз, хоть и пристаёт постоянно с какими-то неясными намерениями, мужчина всё-таки! Да и обещал от мужа избавить. А как избавит, ежели нет его никогда?
Ну и разрыдалась, повалившись на кровать, уткнувшись в одеяло лицом, да всё высказала в сердцах – что жить так больше нет мочи, что лучше б я в сугробе замёрзла насовсем, что не нужна никому, а кто притворяется, что нужна, хочет только лишь мои земли да золото в сундуках.
Пришёл ко мне пёс, улёгся рядом и давай лицо облизывать, слёзы вытирать. Уснули мы снова в обнимку, и сон мне приснился странный-престранный. Будто сижу я на королевьем троне в своём замке, а рядом, на королевском, чёрная собака. И правим мы с псом дружно и справедливо.
Кажется, все-таки было в этой пасте-шмасте что-то не то. Может быть, мухоморы?
– Василисушка… – и голос такой, главное, ласковый-ласковый. И в шейку так кто-то нежно-нежно целует. – Василисушка…
– Ммм? – томно протягиваю я, ощущая, как чужая рука мягко поглаживает мое… Ну, пусть будет платье.
– Василисушка, а что у нас на завтрак?
Так испортить прекрасное утро может только мужчина. Нет, ну честное слово! Где романтика? Где завтрак в постель, в конце-то концов? Где подвиги там во имя моей красоты? Вот когда не завоевал еще наше королевство муженек мой, рыцари с моим именем на устах столько подвигов совершали! И дракона убивали, и разбойников ловили, а этот…
– Будет сейчас тебе завтрак, – вздохнула я, стряхивая с себя его руку.
Рука самым бессовестным образом вернулась обратно на талию, а меня беззастенчиво уложили на подушку.
Так смотрел, так смотрел на меня, что у меня дыхание перехватило и сердце вдруг стало быстро-быстро стучать. А он губешки-то ко мне свои тянет, веки закрыл, талию мою наглаживает.
– Мороз, а ты чай головой-то этой ночью нигде не ударялся? – вопросила я, с недоверием поглядывая на этого индивида.
– Тьфу на тебя! – открыл он глаза и посмотрел на меня сердито. Прямо как папка на меня смотрел, когда я от нянюшек сбегала. – Весь романтик испортила!
– Какой такой романтик? – удивилась я, выбираясь из его объятий. Села на постели, осмотрелась и чуть обратно на подушки не грохнулась. – Ты чего намусорил-то, окаянный? Я ведь только вчера убралась! А свечи? Свечи-то зачем пожег? Светло ведь уже, не ночь!
Посмотреть и поругаться было на что. Целый день вчера потратила на то, чтобы в избе порядок навести, а тут… Лепестки цветов по всему полу рассыпаны – красные да белые. В стеклянных стаканах… В стаканах! Свечки стоят, огоньками подмигивают! Их ведь мыть скорее надо в горячей воде, пока воск не прилип! А воду-то еще нагреть нужно! Да и свечи сами! Столько свечей нам на целый месяц хватило бы, а он все зажег!
– А это что? – поднялась я с постели, намереваясь тут же взяться за уборку. – Вино с самого утра пить удумал? А ты знаешь, что вино на голодный желудок пить нельзя? Язва будет – вот такая! – развела я руки в стороны. – А нужник зачем в дом притащил да на стол поставил? Да еще и поджег!
– Черт, Василиса, как с тобой трудно! – рассмеялся он, падая обратно на подушки.
– Ты чего смеешься надо мной? Развел тут!
– Я тебе приятно сделать хотел. А это не нужник, а фондю.
– Какое такое фондю? – нахмурилась я, стараясь не смотреть в чашу с коричневой жижей.
– Вкусное!
– Ты как