— Не надо, Кадзу-кун. Не ходи туда.
Я открыл рот, чтобы закричать, но неизвестный опередил меня, прикрыв мои губы ладонью. От нее пахло корицей, соком спелых мандаринов, и она была слегка сладкой на вкус.
— Прости, я напугал тебя. Пробрался сюда без спроса. Не кричи, пожалуйста. Я не собираюсь причинять тебе вред. Клянусь всеми святыми! — и он медленно отпустил ладонь.
Любопытство победило страх. Я обернулся и с интересом взглянул на моего загадочного гостя. Он теперь сидел на краешке постели, скрестив ноги, освещённый лунным лучом. Высокий, темноволосый, немного взъерошенный. Усталый. В одной рубашке, расстёгнутой у ворота и чёрных брюках. Но когда я взглянул в его глаза, то понял, что не могу оторваться. Я смотрел и смотрел в удивлении на это чудо насыщенно-аметистового цвета. Редчайшего цвета. И его глаза тоже отвечали мне с необыкновенной нежностью — огромные, наивные, грустные…
— Кто вы? — наконец, смог вымолвить я, чувствуя, как язык отказывается повиноваться.
— Я бывший грешник, которому нет прощения, — печально улыбнулся мужчина. — Но я надеюсь, что хотя бы сегодня сумел сделать единственное полезное дело в своей жизни — подарить тебе другую судьбу.
— Мне? — я всё ещё продолжал вглядываться в его черты, то ли пытаясь запомнить их, то ли понять: сон всё это или правда.
— Да, тебе. Но не думай об этом. Просто живи. Ты ведь о чём-то мечтаешь?
Мне было так легко говорить с ним, словно мы уже сто лет знакомы.
— Стать лучшим в Японии хирургом.
Мужчина улыбнулся и ласково взъерошил мне волосы, потом притянул к себе и крепко обнял.
— Не предавай свою мечту, Кадзу-кун, я тебя очень прошу. Слышишь? Обещай мне.
Я не успел ответить. Внезапно из-за дверей послышался истошный вопль и противный всхлип, а потом звук тяжело рухнувшего тела.
— Саки-сама!!! — завизжал кто-то из слуг.
— Господин Саки! — вторил другой голос.
— Да и чёрт бы с ним! — выкрикнул отец. — Дьявол приберёт его душу! Кто-нибудь пойдёт, наконец, и проверит, в порядке ли мой единственный законный сын?
Вырвавшись из объятий незнакомца, я вскочил на ноги и бросился к дверям, но вдруг остановился на полпути и обернулся на мужчину.
Тот по-прежнему сидел на постели, но сейчас я уже не видел его отчётливо, словно он превращался в призрачный силуэт. За его спиной вырисовывались тенью два чёрных крыла.
— Кадзу-кун, — проговорил он, протягивая ко мне руку, — обещай, что найдёшь свое счастье! Пожалуйста, Кадзу-кун!
Не знаю, почему, но из моих глаз хлынули слёзы. Я бросился к этому непонятному человеку, духу или ангелу, обнял его колени, приник к ним щекой и истово прошептал:
— Обещаю! Но кто вы? Как вас зовут?
Он безмолвно растворился в воздухе, а на моих ладонях остался лежать кроваво-алый рубин, внутри которого виднелось одинокое чёрное перо, будто застывшее там тысячу лет назад, как в янтаре — погибшая бабочка.
— Господин Кадзутака! — в дверь изо всех сил барабанили слуги. — Откройте, пожалуйста! Господин Кадзутака, вы в порядке?!
Поспешно спрятав рубин под подушкой, я вытер слезы и прокричал в ответ:
— Со мной всё хорошо! Что случилось?
— Откройте, господин!
— Подождите минуту. Я не одет.
В ту ночь я узнал, что мой сводный брат Саки, официально усыновлённый отцом всего полгода назад, покончил с собой в спальне моих родителей после того, как они застали его за попыткой отравить им питьё, оставленное на ночь в графине.
По непонятной причине буквально за секунду до того, как Саки собрался накапать яд, упала напольная ваза с цветами, украшавшая противоположный угол спальни. Это разбудило родителей, они увидели Саки стоящим возле них с подозрительной ёмкостью в руках.
Отец сразу узнал один из своих новых и наиболее опасных химических реактивов, которые хранил в лаборатории, расположенной в подвале дома. В порыве ярости он избил Саки до полусмерти. Когда прибежали слуги, Мураки-сама распорядился связать сына и запереть его в комнате до утра. Сам он собирался подумать, как заставить несостоявшегося убийцу понести заслуженное наказание. Однако Саки ухитрился выхватить у кого-то из слуг катану, с которой тот прибежал на шум, и вонзить её себе в живот. Рана оказалась смертельной.
Отец высказал позже предположение, что Саки пытался отомстить нашей семье за свою родную мать. Мой сводный брат считал отца виновным в ее преждевременной гибели, а также он завидовал нашему богатству и считал незаслуженным, что главным наследником семьи являюсь я.
«Скорее всего, убив нас, потом он уничтожил бы и Кадзутаку, — предположил отец, и у меня мурашки побежали по коже, когда я услышал это. — Ведь он хотел заполучить себе всё, остаться единственным наследником семьи Мураки. Будь проклят день, когда я соблазнился красотой его распутной матери и произвел на свет этого подлого ублюдка!»
Я слушал отца и, хотя не соглашался с ним полностью, понимая, что в случившемся была значительная доля его вины, однако я точно так же не мог найти в себе ни капли сочувствия к погибшему брату.
Саки никогда не был добр ко мне. Скорее, наоборот, не упускал случая ударить или унизить. Похоже, он и в самом деле ненавидел нас с первого дня пребывания в доме. Что ж, он сам выбрал свой путь.
Меня больше волновало другое. Кем был мужчина, пришедший ко мне в ту ночь? Тот, кто назвал себя бывшим грешником, но так и не открыл своего имени? Неужели это он нарочно толкнул вазу, чтобы разбудить моих родителей?
Но тогда всплывает масса других вопросов. Откуда он узнал о намерениях Саки? Как проник в дом? Зачем пытался спасти нас? Может, он просто привиделся мне?
Нет, он не был призраком или галлюцинацией. Вот, на моих ладонях тёмно-красный рубин — почти того же цвета, что и луна в ту достопамятную ночь. А внутри я вижу крошечное чёрное перо с крыла моего ангела-хранителя. Если прижать рубин к сердцу и вспомнить его глаза, талисман начинает мерцать, и от него исходит тепло, которое я ощущал в его объятиях. Я снова слышу голос, говорящий: