Юнус: Скотина низкая, презренная — свинья. Нам прикасаться к ней нельзя. И рядом находиться тоже. Запрещено Аллахом. Когда Мухаммеда пророка схоронили, то свиньи всю могилу ту разрыли, и тело нашего святого ели. Какой же правоверный мусульманин способен после этого свинину потреблять или другим ее приготовлять?
Хозяин: Скорблю о вашем горе, о пророке… Однако здесь вы в этом горе одиноки. Мои друзья, в таверне все клиенты — не мусульмане, христиане. И коль не пост у нас, то лучше шашлычка свиного с винцом, не знаю угощенья я иного.
Юнус (в сторону): Мерзость-то какая! А выше нас себя считает.
Эмир (обращаясь к хозяину постоялого двора): Работу ищут братья наши. И я, клянусь, найдут и деньги все сполна вернут. Заплатим вскоре.
Хозяин: А долг меж тем растет и ширится, как море…
Эмир (добавляет весомо): С процентами.
Хозяин (смягчается): Другой уж разговор. На поиски даю еще неделю, а то посулы ваши мне порядком надоели. И что за слухи ходят, будто Шейх ваш сидит у церкви христианской днями и ночами? Священники в недоумении. Бог, конечно, с нами и во всех церквях, но все ж… Чего он ищет там? Иль в христианство хочет обратиться?
Эмир: Какое дело вам? Ведь там ему удобнее молиться.
Хозяин (насмешливо): Странно очень. Мусульманину в мечети подобает совершать молитвы на рассвете, днем и на закате. Иль может, сведенья мои уж устарели? Я не уверен, в самом деле… Возможно, мусульмане молятся теперь в буддийских храмах, синагогах, церквях для христиан? (замечает, что Эмир и Юнус смотрят на него с гневом и уже другим тоном продолжает). Я речь веду к тому: ему б опомниться и к вам вернуться. Он уважаемый Учитель. Пусть им остается, а не теряет уважение других. Оно уж не вернется, коль раз потеряно. Я к вашей пользе говорю, его разубедите. Не враг я вовсе вам, я говорю, как друг. У церкви сыро, холодно, зима уж на подходе. Замёрзнет и умрёт.
Эмир: Благодарим за ваш совет. Однако Мастеру советовать не смеем.
Хозяин: Ваше дело.
Уходит.
Юнус: Он прав. Зима настанет, что тогда? Спать на земле, питаться тем, чем подадут из жалости, иль псам бродячим кинут на прокорм — не дело! А нам как быть?
Эмир: Низам сказал: терпеть и ждать.
Юнус: Доколе ждать? День ото дня все хуже. Зной, холод, ветер, стужа — не лучшие попутчики. А девушка… его не замечает даже. Он просто нищий для нее. Она ведь из семьи аристократов. Она привыкла жить богато. Взаимности наш Мастер не дождется.
Эмир: А он и не мечтает, что вдруг душа ее растает. Ты слышал, Мастер говорил: «Да, пыл и страсть мои несвоевременны и бесполезны, но я согласен жить у края бездны и падать в бездну, разбиваясь в прах, лишь только б видеть свет в ее глазах!» Ему взаимность не нужна. Он любит, и его любовь полна сама собою. Отрекся он от нас и от себя. Лишь ради счастья лицезреть ее глаза… Фарид сказал, любовь земная быстро отгорает. Но то любовь земная. Любовь же Шейха нашего иная.
Юнус: Иная? Что имеешь ты в виду?
Эмир: Беду, мой друг, беду. Любовь такая, может, и сгорает, однако погибает в огне том сердце любящего. Средства нет. Спасенья тоже. Разве что Аллах поможет. Нам остается лишь молиться и терпеть.
Юнус: Наш Мастер может умереть?!
Эмир: О да. Убьет он сам себя, красавицу высокомерную любя.
Входят Низам, Кинан и Фарид.
Низам: Друзья, нашли работу мы.
Кинан: Не Бог весть что, однако же, увы. Для лавок разных будем мы товары разгружать с повозок, кораблей.
Эмир: Вы вовремя. Хозяин был уж здесь и требовал оплату. И слышать не хотел, что мы не виноваты, работу ищем день и ночь…
Низам: Уплатим все долги, не сомневайся. Не сгонит нас хозяин прочь.
Эмир: А Мастер как? Он не придет?
Фарид (вздыхая): У храма он… И слезы льет, стихи читает, луну и солнце каждый день встречает… не думаю, что он их замечает. В его душе другое Солнце светит.
Низам: И нас он тоже не заметил, когда просили мы его с молитвой на устах вернуться к нам, хотя б заночевать под крышей.
Кинан: Беда, беда!
Низам: Ах, тише! Хватит причитать, и так нам бед довольно, чтоб вслух их поминать! Не бросим Мастера в чужой стране. Мы подождем, когда готов наш Шейх вернуться с нами будет. Никто из нас его не судит. Ошибки наши он всегда прощал. Неужто мы поступим с ним иначе?
Ученики: (наперебой) Конечно нет!
Низам: Тогда займемся делом. К работе завтра же приступим.
Ему никто не возражает.
Сцена 6
Осень. Дует сильный ветер. У подножия храма сидит одетый в грязную одежду старик, в котором с трудом можно узнать бывшего Шейха Санана. Рядом лежит собака и гложет кость. Шейх пьет воду из собачьей миски.
Священник идет в храм. Видит Санана. Некоторое время колеблется, затем подходит к нему.
Священник: Сын мой, умоляю выслушать меня! Я знаю ваших добрых братьев. Недавно говорил я с ними, кстати. Они готовы вас забрать отсюда хотя б сейчас, сию минуту. Зачем позорите меня? Что скажут прихожане? Будь я священником хорошим, я б вам одежду дал, пристроил к делу… Вы ж мне противитесь. Какая же нужда неволит жить собаки хуже? И в зной, и в стужу. Возможно, сами на себя вы наложили епитимью? Да уж строга она чрезмерно, даже для меня, того, кто знает много о подвигах, страданиях святых. Еще раз вас прошу, опомнитесь, пока вы живы. Слабеете день ото дня… Так жить невыносимо!
Санан: Я смерть приму с восторгом.
Священник (в ужасе): Зачем? Вы благородный Шейх, суфиев глава, Учитель. Не о себе — учениках своих подумайте. Очнитесь! Без вас они слепы.
Санан: Я тоже слеп не меньше. Мне их больше некуда вести. Я заблудился сам. Все что осталось — только этот храм. Хочу окончить здесь все дни свои.
Священник: Упрямство — грех большой, сын мой.
Санан: И вы упрямы. Вы каждый день стараетесь меня спасти. Но для чего? Вы не поверите, я счастлив здесь. И не хочу идти отсюда никуда.
Священник: Молюсь за душу я твою. Даст Бог, найдешь потерянное сердце. Поможет Бог, согреет.
Санан: Греет Солнце.
Священник: Спасает наш Господь.
Санан: Любовь спасёт.
Священник: Бог есть Любовь.
Санан: Мой Бог прекрасен. (волнуясь, смотрит поверх плеча священника) Вот — Солнца Свет, мой Бог, Любовь моя! Пред