сдашь.

— Да ладно, наплевать! Сдам, куда они денутся? Я ж на платном. Короче, заниматься не будем, неохота до ужаса.

Интересно! Только вчера Швыркова умоляла приехать позаниматься с ней английским, а теперь заявляет, что ей наплевать на несданный зачет. Испытующего взгляда Анжелка не заметила: отправив в рот очередной кусок колбасы, она подхватила пакет с соком.

— Слушай, Таньк, я чего сказать хотела, ты переезжай ко мне жить.

— То есть?.. Я что-то не совсем понимаю…

— А чего особенного? Будем английским вместе заниматься, и тебе как бы лучше. Ты ведь у тетки живешь, мотаешься на электричке, а здесь метро рядом и ваще классно. Соку хочешь?

— Нет, спасибо.

Предложение насчет «переезжай» выглядело по меньшей мере странно: с чего бы это вдруг Швырковой взбрело в голову приглашать к себе жить однокурсницу, с которой у нее до сих пор не было никаких дружеских отношений? Привет — привет! Пока — пока! — не больше. Шальная мысль: а что если она элементарная лесбиянка и заманивает девочку Таню в свои порочные сети? — позабавила, но недолго. Чепуха! Собираясь на «большом сачке», девчонки часто обсуждают крутую-раскрутую троечницу Швыркову, однако о ее нетрадиционной сексуальной ориентации никто никогда и не заикался. Стало быть, причина крылась в другой плоскости.

— Объясни популярно, зачем я тебе понадобилась?

— Ну как зачем? Я одна боюсь.

После такого ответа напрашивались два предположения: либо девушка — полная шизе, либо дело попахивает криминалом. Чего здесь бояться? Центр города, домофон, консьержка.

Анжелка тем временем задумалась, тупо глядя в стакан с соком, и, точно как ненормальная, передернулась всем телом. Очередной глюк!

— Днем еще ничего, а ночью проснусь, прям ужасть! Короче, я когда маленькая была, мы на буровой в бараке жили. Мать с отцом на работу уйдут, а меня в комнате запирают. У нас там сосед был, алкаш. С ночной придет и давай мне в дверь дубасить! После на улицу выскочит, в окно колотит. Я реву, а он ржет, сволочь такая! А если, грит, отцу скажешь, я в другой раз дверь сломаю и тебя убью! С тех пор я дома одна ваще не могу.

В правдивость леденящего душу рассказа как-то не очень верилось: не может нормальный человек с такой легкостью делиться своими детскими страхами и переживаниями. Фактически с первым встречным. Не переставая кромсать колбасу. Единственное, что не вызывало сомнений, — это Анжелкино барачное детство…

— Раньше я здесь с хозяйкой квартиры вместе жила. Но она меня так достала, Людмила эта! Завистливая, жуть! Как бы дочка какого-то академика, кандидатка каких-то наук, а сама все мне в кошелек смотрит: а это сколько стоит, а это почем? — С завидным артистизмом изобразив тетку, которая сует нос в чужой кошелек, Анжелка презрительно фыркнула, и ее раскосые агатовые глазки, зло сощурившись, стали совсем как щелочки. — Я отцу сказала: пусть Людмила выкатывается, а то я институт бросаю и к матери обратно в Тюмень отваливаю! Короче, она на дачу к себе переехала. Теперь только два раза в неделю приходит. Убираться как бы! Шпионка такая! Отец ей знаешь какие деньги за квартиру плотит, а ей все мало! Жадина! Тут как бы полы моет, а летом в Ниццу на целый месяц ездиет. Или еще куда. В самых дорогих отелях ошивается! В общем, отец мне велел: найди себе подружку с института, пусть с тобой живет. Только приличную. Чтоб училась хорошо, не пила, не курила, не кололась.

— И твой выбор пал на меня?

— Да… а чего? Ты отличница. Нормальная, хорошая девчонка. Правда, давай переезжай ко мне? Пошли, я тебе квартиру покажу.

Лесть сделала свое дело: Швыркова больше не казалась чокнутой. В противном случае она не могла бы так адекватно оценивать окружающих. Кроме того, вряд ли Анжелка, с ее троечными способностями, была в состоянии сочинить столь реалистические истории — и про соседа-алкоголика, и про жадину хозяйку. Ничего Анжелка не привирала! Другой вопрос, что она была ужасно смешной, эта Швыркова Анжела, — с самым серьезным видом, будто экскурсовод в музее, водила по квартире и тоже, между прочим, не забывала упомянуть что почем и страну-производителя. В довершение продемонстрировала работу блестящих никелированных кранов, похожих на клювы экзотических птиц. Как будто кто-то сомневался, что в доме есть водопровод.

— Ты чего, Таньк, смеешься? Не нравится?

— Ой, что ты! Как может не нравиться? Здорово!

Все действительно было здорово, но ни магические ароматы дорогой парфюмерии, витавшие в чистейшей сиренево-голубой ванной, ни даже потрясающий компьютер с большим экраном, лазерным принтером и модемом, стоящий на письменном столе в так называемой «маленькой» комнате, которая и предназначалась квартирантке-охраннице, не могли изменить ее первоначального решения. Хотя жизнь с тетенькой с тех пор, как редкий счастливый вечер не приперается ее драгоценный Алик, утратила свою былую прелесть, перспектива существовать в чужих шикарных интерьерах и постоянно рефлексировать из-за материальной и душевной несовместимости все равно не прельщала. Однако это вовсе не значило, что нужно скрывать свои восторги, тем более они доставляли Анжелке несказанное удовольствие.

— Прямо «Семь дней»!.. — Анжелка не врубилась, и пришлось пояснить. — Интерьеры, как в журнале «Семь дней». Даже отпадней! Как говорится, Кобзон курит в углу!

Выраженьица из арсенала тети Жени привели Швыркову в полный экстаз — взвизгнув, крошка с хохотом повалилась в испанское кожаное кресло за «две тысячи у.е.»:

— Ха-ха-ха!.. Так чего, договорились? Переезжаешь ко мне?

— Ты извини, Анжел, вряд ли. Боюсь, тетка обидится.

На улице было еще совсем светло. Времени вполне хватало, чтобы навестить бабушкин переулок: бродить в сумерках по чужому, в сущности, городу — удовольствие ниже среднего, однако с учетом всех сегодняшних неожиданно сильных современных впечатлений мысль о возможном свидании с прошлым показалась нелепой. Зачем лишние стрессы? Наверняка старичок переулок тоже изменился до неузнаваемости: помолодел, обуржуазился, опростился. Пусть теплые детские воспоминания таковыми и останутся! В одну реку нельзя войти дважды.

Невесть откуда налетевший ветер погремел железом на крыше, раскачал верхушки голых, статичных тополей и, сорвавшись вниз, подтолкнул в спину — иди, иди, смелее! Современная девочка, а ностальгируешь по прошлому, как какая-нибудь дряхлая старушенция! Смешно, честное слово! Можно подумать, тебе сто лет в обед!

Гераклит оказался прав — на пустыре, где когда-то носилась детвора из окрестных коммуналок и валялись в лопухах бездомные собаки, полным ходом шла стройка: подъемные краны, иноязычные рабочие в