усугубится ещё больше. Подумай, хотя и думать тебе осталось недолго, от этого все в выигрыше. Мы покажем тебя тем внизу, я прослежу, чтобы тебя не убили за сам факт твоего существования, обещаю. Выйти из игры ты сможешь всегда, достаточно будет просто не принимать вакцину. Если захочешь, то смогу тебя даже сжечь или подсказать отличную высоту, чтобы ничего не осталось от физической оболочки, но если всё-таки втянет в игру, то, знай, что достойных людей в полиции всегда не достаёт. Поэтому, — он всплеснул руками, — выбирай: жизнь или смерть.

— Отдайте меня градоначальнику и выдайте оружие. Как только мы выедем за пределы завода, я сбегу.

Комиссар с красной лентой покачал головой:

— Они не станут церемониться и разорвут тебя на куски прямо здесь. Дизентерия их не пугает: бессмертные ничем не болеют, ровно также, как ничего и не чувствуют.

— Переоденьте, замаскируйте меня, — не отставал Ян, — выведите.

— Те существа за дверью явно этому не обрадуются. Не говоря уже о том, что они не все слепцы, зрячие вас очень хорошо запомнили. То, что я вам вообще даю хоть какой-то выбор, само по себе чудо, другие бы на моём месте не стали бы даже давать право выбора. Мне думается, что хоть какая-нибудь жизнь лучше, чем ничего. Повидаете родных, знакомых, станете уважаемым человеком или тут же выйдете из игры, других раскладов нет. Эта бумажка, — комиссар с красной лентой кивнул в сторону стола, — распоряжение от высшего руководства об уничтожении всего живого. Скинут водородные бомбы на континенты и суши, не знаю, наверное, ради острастки, демонстрации силы. Напишут всё равно другое: «для поддержания и возвеличивания высшей жизни на земле». Выходов нет. Даже, если сам Бог будет на твоей стороне, через неделю от тебя ничего не останется. Ни под землёй, ни на земле, ни даже будь ты в воздухе — всё будет отравлено. Только «более совершенные» выживут.

Ян молчал. Сложно описать всю ту бурю, которую он испытывал в тот момент: несправедливость, отчаяние, всё нарастающая паника, но главенствующим был страх. Именно он заставлял всё его тело трястись и потеть. Дрожь доходила до того, что Ян готов был вот-вот разрыдаться или в безумии выскочить за дверь и бежать, бежать, бежать. Но он этого не делал, чувство самосохранения брало вверх, окружающие уже показали, что продолжают существовать, несмотря на травмы несовместимые с жизнью, следовательно едва ли они перед чем-нибудь остановятся в достижении своих целей. Ян начал стучать зубами, до боли сжимать кулаки. И думать. Думать. Думать. Смерть уже стоит за пределами этой комнаты и рано или поздно ворвётся внутрь, сметая и уничтожая всё на своём пути. А умирать не хотелось. Жизнь — это то единственное, что теперь у него осталось. Братья поймут его, если сами, конечно, остались в живых, они простят и примут таким, какой он есть, Яну просто не нужно будет к ним прикасаться, обнимать, по-дружески трепать по плечу, жать руку, давать пять. Сердце путника сжалось. А как отнесётся к этому Бог? Он всю жизнь молился Ему, жил, а скорее существовал по Его заповедям, а теперь предавал и отрекался. Не должен ли он в таком случае погибнуть, как мученик? «Я не боец, никогда им не был, не готов умирать, даже если это будет быстро», — лихорадочно проносилось в голове Яна, — «что меня ждёт по ту сторону? Быть может, там ничего нет и не было? Быть может, всё во что я верил всю жизнь — миф?». Теперь, стоя перед нетерпеливой смертью, разрывающееся сердце Яна кричало ему о жизни. Одна часть всячески этому сопротивлялась, пытаясь найти выход из безвыходной ситуации, другая не просила, а требовала немедленно принять предложение комиссара с красной лентой. И первая быстро слабла и гасла на фоне второй. С бешено бьющимся сердцем, отбивающим свои удары, быть может, в последний раз, Ян посмотрел на полицейского и с глубоким вздохом кивнул.

— Мудрое решение, — тихо произнёс комиссар с красной лентой, будто бы боялся привлечь чьё-то внимание, — когда окажешься на нашей стороне, не кори ни меня, ни себя, прими и отдайся.

Полицейский подошёл вплотную к Яну и, достав складной ножик из-за спины, разложил его и быстро вонзил тому в сердце, тут же введя фиолетовую жидкость.

Запустенье. Тьма. Ян падал в бездну, но не пытался этому помешать, принял и отдался. Закрыл глаза. Приснилось лицо Бога. Оно некоторое время унывало, но после успокоилось и, улыбнувшись, навеки исчезло.

Тёмный дом — навеки беспощадный,

Всё разрушающий, изничтожающий.

Нигде не будет нам спасенья.

Но не нужно бояться. Прими мои скромные посланья.

Знай: ни вечность бессмертна и ни тёмный дом,

Память, природа и, быть может, Бог — вот наш единственный дом.

Оно гнёт,

Но не нужно бежать, бросая мечты, начинанья,

Будь живым. Смотри только вперёд.

Используй живые мгновенья,

Всех одолей и достигни высот!