выстроились каменные домики в два этажа. Практически все они были выкрашены в разный оттенок зеленого. Краски для маскировки не дешевле прочих, но заметно доступнее. В конце возвышалась церковь. Ее стены были белые. Прямо перед церковью улица становилась вдвое шире. Наверное, это должно было символизировать городскую площадь.

По правую руку на площадь выходило самое солидное из здешних зданий, с узкими высокими окнами, широким крыльцом и балконом над ним. Крыльцо, балкон и колонны, которые его поддерживали, были сложены из белого камня. Точно не из мрамора, но видно, что очень старались, чтобы было хотя бы похоже. Блекло-зеленоватые стены ненавязчиво подчеркивали их белизну.

— Приехали, господа хорошие, — объявил возница, остановив телегу перед крыльцом. — Тут у нас городская управа. И глава городской тоже тут живет.

Я сунул вознице монетку. Факел-то считал, что для граждан — честь помочь родной Инквизиции. Возница благодарно кивнул мне и тронул вожжи. Копыта негромко застучали по мостовой. Я только сейчас обратил внимание, что мостовая тут — деревянная, хотя и покрашена под булыжник.

Мы с Факелом поднялись на крыльцо. Дверь оказалась не заперта. За дверью располагался просторный, но темноватый холл. На его стенах висели картины в массивных рамах. Что там было нарисовано, я толком не разглядел. Когда мы заходили, над дверью звякнул колокольчик, и на этот зов поспешно выбежал тощий господинчик в черном костюме.

— Что угодно господам? — осведомился он.

Его взгляд скользнул по нашим плащам, задержавшись на миг на огнемете Факела, и фраза, начатая скучающе-барственным тоном, к слову "господам" уже обрела заискивающие нотки.

— Господам угодно видеть городского главу, — сказал Факел.

— А, это пожалуйста! — радостно откликнулся господинчик. — Прошу за мной, господа инквизиторы, прошу за мной.

Из холла на второй этаж вела лестница. Перила были каменными, а вот ступеньки оказались деревянные. Они тихо поскрипывали под тяжелыми сапогами Факела. Вдоль всего второго этажа проходил коридор. Наш провожатый сразу свернул по нему налево. Оттуда доносился бодрый стрекот печатной машинки.

Стрекотала очень миловидная барышня в черном платье. Она сидела за круглым столиком, на котором едва умещалась печатная машинка, и со скоростью пулемета молотила по клавишам. Помещение, где она обосновалась, я бы назвал приемной. По сути, это был просто карман в коридоре, где едва умещалось рабочее место барышни и широкое кресло для приличных посетителей. Посетителей попроще ждала деревянная скамья у открытого окна.

Мы прошествовали мимо. Чуть замедлив скорость печати, барышня вскинула голову. Ее быстрый взгляд проигнорировал нашего провожатого, стремительно скользнул по рослой фигуре Факела и ненадолго задержался на мне. Увы, действительно ненадолго.

— Здравствуйте, барышня, — сказал я, подарив ей свою лучшую улыбку.

Специально перед зеркалом тренировался. Барышня ответила на приветствие с той же пулеметной скоростью без малейшего намека на ответную улыбку и, склонившись обратно к машинке, вновь вдарила по ушам трескучей очередью. Похоже, тренировался я напрасно.

Хотя, возможно, улыбку мне смазала повязка на глазу. Глаз-то у меня теперь всего один — правый. Левый мне вырвал демон, и теперь я носил черную повязку, как какой-нибудь пират, а приличные барышни не знакомились с заезжими пиратами. Неприличные же предпочитали держаться подальше от парней в красных плащах. В общем, куда ни кинь, а всюду черт бы побрал этого демона!

Тем временем наш провожатый распахнул двери в конце коридора и прямо с порога радостно объявил:

— Василь Никанорыч, а за вами пришла инквизиция!

— Не за вами, а к вам, — громко поправил его я.

Еще не хватало, чтобы этого Никанорыча от такого известия Кондратий на месте хватил! Факел первым шагнул через порог и на пару секунд остановился, обозревая помещение, так что мне ту же пару секунд пришлось обозревать его широкую спину с навьюченными на нее баллонами. Затем он прошел вперед и я тоже смог зайти.

Наш провожатый прикрыл за нами дверь. Стрекот печатной машинки сразу стал заметно тише.

Перед нами за письменным столом сидел сухощавый мужчина в черном сюртуке, с профессорской бородкой и позолоченным пенсне на носу. Стол был раз в пять пошире того, что у машинистки, и лакированный. Удивленно взглянув на нас, мужчина неуверенно поднялся на ноги.

— Здравствуй, Василий Никанорыч! — спокойно сказал ему Факел. — Меня зовут Факел, а это, — он указал на меня. — Мой напарник Глаз. Мы смиренные братья инквизиции.

Произнося последнюю фразу, он смиренно возвел очи к потолку, словно бы прося Господа подтвердить наши полномочия. Потолок был белый и, судя по яркости, белили его совсем недавно. В воздухе витал легкий запах краски. Никаких знаков свыше на потолке не отразилось.

Впрочем, тут нам поверили на слово.

— Лещинский Василий Никанорыч, — отрекомендовался мужчина. — Коллежский секретарь. Здесь, стало быть, староста городской.

Про секретаря у него прозвучало заметно солиднее, чем про старосту, хотя, казалось бы, чем там гордиться-то? Чиновник 10 ранга — это на наши армейские деньги простой поручик. Впрочем, если подумать, и городской староста тоже не бог весть какая птица. На одну ступеньку повыше деревенского.

— Я к вашим услугам, господа инквизиторы, — сказал староста и вопросительно посмотрел на нас.

Выглядело это так, будто он собирался, но никак не решался спросить прямо: вы зачем пожаловали-то, голуби сизокрылые?

— Нам поручено отловить каннибала, — сказал Факел.

— Ах, да-да, каннибала, — сразу согласился староста, заглядывая в бумаги на столе, словно бы искомый людоед мог прятаться среди них.

Его там не оказалось.

— Ну да, проблема существует, — нехотя признал староста. — Куда деваться-то? Мы, конечно, и сами ищем, но ваша помощь будет очень кстати. Да-да, очень кстати.

Факел с интересом смотрел на него. Староста под его взглядом замялся. На его лице отчетливо читалась спешная инвентаризация своих грехов, достойных внимания инквизиции. Судя по откровенному недоумению, с этой стороны Василий Никанорыч был чист. Однако инквизиции праздное любопытство обычно не свойственно, и староста усердно продолжал копать вглубь. Пока он не погрузился слишком глубоко, Факел подсказал:

— Ты же нас сам вызвал, Василий Никанорыч. Сегодня утром. Телеграммой.

— Вызвал? — удивленно переспросил староста. — Я?

Вместо ответа Факел вынул из кармана бланк телеграммы и вручил его старосте. Тот осторожно взял в руки бумагу, поправил пенсне и внимательно