Лёня весело задвигался.
Дунули.
Коля растянулся на полу, осторожно. Звезды светили прямо через потолок, через чердак, через крышу.
— Есть хочется.
— Извини, — сокрушенно.
— А до этого не хотелось. Я вообще мало ем. Но не настолько же.
Смеялись шепотом.
— Играешь ты отчетно. Так, вообще, можно научиться?
— Это не я, это Маришка Вереш.
Опять заржали.
— Я в принципе не собирался в чужом доме с ментом разговаривать. И в уме не держал. И Гелю я себе за стенкой не выдумал бы и в страшном сне.
— А чё ты хотел? — мент, сдерживая радость, как от хорошей шутки.
— Я бы хотел отдохнуть. Дня три, ну неделю, хотя бы с ребром. Ты сможешь мне это устроить? Какой-нибудь труп с расчлененкой, чтоб внимание отлилось.
— Трупов тут не находят. — Заржал от двусмысленности фразы. — У нас бизнесом не занимаются, — улыбаясь. — …У дядьки ее, у него какой-то ларек. Жена тушенку варит, а он возит… а! Знаешь, я тебе чего придумал: ты к нему пристройся!
— До тебя придумали.
— Ну а как? Вы ж родственники теперь, считай, — без перехода: — Сам хочу уехать, заебался я… — Лёня хохотнул. — Это у малых в авторитете; а они меня вот таким знают. Слушай, я посплю тут, три ночи на ногах.
— Спи.
Через пять минут захрапел. Разбудил его перед рассветом; Лёня молча вылез. Настроение у Лёни переменчивое как луна в сентябре. Коля лёг на нагретую Лёниным телом поверхность. До света лежал.
15/ — Доброе утро. Не надо ли чего по хозяйству помочь? Геля остолпенела от такого нахабства. — Когда Аня будет? — толкаясь на двор. — Ты сколько будешь здесь швэндацца? Это тебе что — гостиница? Засрал весь дом. Что тебе нужно от моего кошелька? Простить не могу, надо было сразу, еще тот раз. Гнали б до околицы погаными тряпками, як вола. Коля вернулся от двери. — Геля, не надо со мной ссориться. Мне кажется, твоей дочери будет приятно, если она приедет — а мы согласились. — Я тебе не «ты». Навтыкали тебе па кавалде? Я не слепая, вижу, у яким ты прыгляде. Хозяйство у него. Тебе твое хозяйство оторвут и в одно место вставят. — Я же могу ответить. Ты меня голым увидела — успокоиться не можешь. Не надо, Геля. Я устал с вами со всеми биться. Если я ей не нужен, пусть скажет. Пока нет — я не уйду. Я пойду на остановку, ее подожду. Если придет как-нибудь мимо — скажи гуляет.
16/ Через пять часов увидел издалека. Щелк. Картина сложилась. Встал, вышел из-под козырька. На дороге никого, только он с этой стороны, и маленькая фигурка, шагающая по обочине. Солнце пало косо из-за облака. Подождал, пока поравняется, тогда перешел. — По трассе, что ли, ехала? — Мать денег дала на билеты… Сэкономила. — Погуляем. — Не нагулялся еще? — Я спал. — Я устала. Идут рядом. Остановка тоже далеко, два километра от поворота. — Что это за тема с беременностью? — А что? — кинула на него взгляд. — Ты не хочешь ляльку? В другое время его бы покоробило. Она умела так, доставать его. — Я не знаю, не пробовал. Может, мне бы понравилось. В любом случае, без меня у тебя ничего не получится.
Повела плечами. — Ты не хочешь в Москву? — Куда? — В Москву. Может, он тебя возьмет. — Я к нему сам не пойду. Колесникова ты имеешь в виду? Андрейку? Мне все равно. Можно в Москву. А можно в Днепропетровск. — Так же нельзя все время. — Я как раз думаю, что надо. Если я останавливаюсь, меня мое прошлое догоняет. Я считал, что с этим уже закончил. — Ты всё я да я. — Это неправда.
— Ты хочешь про деньги начать разговаривать? Давай. Это нерентабельно. Не? как это сказать… Невыгодно. А выгодно так. Тебе чего-нибудь не хватало? Помнишь поларбуза? Это был редчайший момент, такое случается по наитию. Одним движением переломить ее недовольство. Больше никогда не получалось. И сейчас — усмехнулась. Дальше идут. — Когда на одной гитаре это делаешь — надо, чтобы гитара имитировала… Не то. Там вообще по-другому. Ладно: замещала ударные, своими средствами. Это не новость, нельзя сказать, чтоб такого никогда не было. Но музыки-то такой не было раньше. Не то чтобы для себя, я просто умею, мне это нравится. Я… как пересмешник. Когда уже что-то стало получаться, меня стали звать ритм-гитаристом, сразу в несколько мест. Я пробовал на электричестве; мне понравилось. Но это просто другое мировоззрение. А ты меня тащишь в цивилизацию. Самый мой большой успех, просто в топ — это когда я, ночью однажды, сыграл им на двух струнах «Луна сквозь кукурузу». А больше ничего не было.
17/ — Мать хочет тебя попросить забить ей кролов. — Почему сама не обратилась? — Как ты думаешь? — Сколько? — Что? — Всех? — Зачем? Ну, наверное, одного, двух… — То есть ты не знаешь. Никогда не забивала кролов. — Конечно, нет. Мать дядьку звала. Жалко кролов. — А потом что с ними делают? Едят? Ты ела? — Да, ела. И ты ел. — Как по-твоему, много я тут наел? — Отодвинул от себя тарелку. Это всё за завтраком. Ночь к нему никто не стучал. Картошка с яйцами, яйца сам жарил, набил целую сковородку. — А со шкурами что? — Шкурки Аляньчын себе забирает. — Значит, мне шкурки. За работу. Раз ты мой продюсер, то передай ей, что я подумаю.
Погулял перед клетками. У меня выбор, либо я вас забью — либо меня самого тут забьют. Кролам, конечно, не позавидуешь. Сидят в трюме, чуть больше собственного туловища. Пушистые. Жуют. И так смотрят. Эт-те не свободная дикая жаба. Он читал, что кролы на воле умные и смелые животные. Он, наверное, тоже. Вернулся. — Не, не буду. И есть их не буду, пусть Аляньчын жрет. Ты только предупреди, когда он придет, схожу с Лёнькой погуляю.
Лёньку теперь хуй найдешь. Коля стал думать матом, это всё Лёнино тлетворное влияние. Шел по деревне, почти один, руки в карманы, такое тут только на пугалах увидишь, а на самом деле «Ливайс». Была бы машинка и кусок джинсы, сам бы зашил. Из конца в конец до того края. Дорога терялась в полях. Но это только по видимости, через пять километров следующая деревня. Три года назад: пришел с той стороны. Сходить посмотреть, что там сейчас? Он и так знал, что там сейчас. Все-таки пошел. Можно предположить, что скорость распространения слухов ограничивается этими километрами пустых полей, что это для нее препятствие. Руководимый смутным желанием встретиться с собой. Словить то чувство: всё новенькое; как заново родившийся входишь в место, где неизвестно что и тебя никто не знает. Хорошее было время. Закрыть глаза: туда пошло? не туда? И попал в картофельное поле. Споткнулся сначала в какую-то канаву, нога ушла в борозду. Колхоз «Рассвет», а света нет. Убрали уже картошку. Но одна
15/ — Доброе утро. Не надо ли чего по хозяйству помочь? Геля остолпенела от такого нахабства. — Когда Аня будет? — толкаясь на двор. — Ты сколько будешь здесь швэндацца? Это тебе что — гостиница? Засрал весь дом. Что тебе нужно от моего кошелька? Простить не могу, надо было сразу, еще тот раз. Гнали б до околицы погаными тряпками, як вола. Коля вернулся от двери. — Геля, не надо со мной ссориться. Мне кажется, твоей дочери будет приятно, если она приедет — а мы согласились. — Я тебе не «ты». Навтыкали тебе па кавалде? Я не слепая, вижу, у яким ты прыгляде. Хозяйство у него. Тебе твое хозяйство оторвут и в одно место вставят. — Я же могу ответить. Ты меня голым увидела — успокоиться не можешь. Не надо, Геля. Я устал с вами со всеми биться. Если я ей не нужен, пусть скажет. Пока нет — я не уйду. Я пойду на остановку, ее подожду. Если придет как-нибудь мимо — скажи гуляет.
16/ Через пять часов увидел издалека. Щелк. Картина сложилась. Встал, вышел из-под козырька. На дороге никого, только он с этой стороны, и маленькая фигурка, шагающая по обочине. Солнце пало косо из-за облака. Подождал, пока поравняется, тогда перешел. — По трассе, что ли, ехала? — Мать денег дала на билеты… Сэкономила. — Погуляем. — Не нагулялся еще? — Я спал. — Я устала. Идут рядом. Остановка тоже далеко, два километра от поворота. — Что это за тема с беременностью? — А что? — кинула на него взгляд. — Ты не хочешь ляльку? В другое время его бы покоробило. Она умела так, доставать его. — Я не знаю, не пробовал. Может, мне бы понравилось. В любом случае, без меня у тебя ничего не получится.
Повела плечами. — Ты не хочешь в Москву? — Куда? — В Москву. Может, он тебя возьмет. — Я к нему сам не пойду. Колесникова ты имеешь в виду? Андрейку? Мне все равно. Можно в Москву. А можно в Днепропетровск. — Так же нельзя все время. — Я как раз думаю, что надо. Если я останавливаюсь, меня мое прошлое догоняет. Я считал, что с этим уже закончил. — Ты всё я да я. — Это неправда.
— Ты хочешь про деньги начать разговаривать? Давай. Это нерентабельно. Не? как это сказать… Невыгодно. А выгодно так. Тебе чего-нибудь не хватало? Помнишь поларбуза? Это был редчайший момент, такое случается по наитию. Одним движением переломить ее недовольство. Больше никогда не получалось. И сейчас — усмехнулась. Дальше идут. — Когда на одной гитаре это делаешь — надо, чтобы гитара имитировала… Не то. Там вообще по-другому. Ладно: замещала ударные, своими средствами. Это не новость, нельзя сказать, чтоб такого никогда не было. Но музыки-то такой не было раньше. Не то чтобы для себя, я просто умею, мне это нравится. Я… как пересмешник. Когда уже что-то стало получаться, меня стали звать ритм-гитаристом, сразу в несколько мест. Я пробовал на электричестве; мне понравилось. Но это просто другое мировоззрение. А ты меня тащишь в цивилизацию. Самый мой большой успех, просто в топ — это когда я, ночью однажды, сыграл им на двух струнах «Луна сквозь кукурузу». А больше ничего не было.
17/ — Мать хочет тебя попросить забить ей кролов. — Почему сама не обратилась? — Как ты думаешь? — Сколько? — Что? — Всех? — Зачем? Ну, наверное, одного, двух… — То есть ты не знаешь. Никогда не забивала кролов. — Конечно, нет. Мать дядьку звала. Жалко кролов. — А потом что с ними делают? Едят? Ты ела? — Да, ела. И ты ел. — Как по-твоему, много я тут наел? — Отодвинул от себя тарелку. Это всё за завтраком. Ночь к нему никто не стучал. Картошка с яйцами, яйца сам жарил, набил целую сковородку. — А со шкурами что? — Шкурки Аляньчын себе забирает. — Значит, мне шкурки. За работу. Раз ты мой продюсер, то передай ей, что я подумаю.
Погулял перед клетками. У меня выбор, либо я вас забью — либо меня самого тут забьют. Кролам, конечно, не позавидуешь. Сидят в трюме, чуть больше собственного туловища. Пушистые. Жуют. И так смотрят. Эт-те не свободная дикая жаба. Он читал, что кролы на воле умные и смелые животные. Он, наверное, тоже. Вернулся. — Не, не буду. И есть их не буду, пусть Аляньчын жрет. Ты только предупреди, когда он придет, схожу с Лёнькой погуляю.
Лёньку теперь хуй найдешь. Коля стал думать матом, это всё Лёнино тлетворное влияние. Шел по деревне, почти один, руки в карманы, такое тут только на пугалах увидишь, а на самом деле «Ливайс». Была бы машинка и кусок джинсы, сам бы зашил. Из конца в конец до того края. Дорога терялась в полях. Но это только по видимости, через пять километров следующая деревня. Три года назад: пришел с той стороны. Сходить посмотреть, что там сейчас? Он и так знал, что там сейчас. Все-таки пошел. Можно предположить, что скорость распространения слухов ограничивается этими километрами пустых полей, что это для нее препятствие. Руководимый смутным желанием встретиться с собой. Словить то чувство: всё новенькое; как заново родившийся входишь в место, где неизвестно что и тебя никто не знает. Хорошее было время. Закрыть глаза: туда пошло? не туда? И попал в картофельное поле. Споткнулся сначала в какую-то канаву, нога ушла в борозду. Колхоз «Рассвет», а света нет. Убрали уже картошку. Но одна