голосом, от диафрагмы, там, где он зарождается — таким он и выходит, никаких дополнительных препятствий. Это очень высокое искусство. …Три года мне это «эх…» не давалось.

— Вот тебя б научить, — потом; остывая на солнце.

— Почему ты меня всегда чему-нибудь хочешь научить? — открыла глаза. Брови, выгоревшие добела, на коричневом лбу. Ничего красивее в жизни не видел.

— Я? — удивился, — я тебя ничему не хочу научить. Мне так нормально. Если ты сама — тогда конечно.

10/ Дорога кончалась таким языком, как налетевшая волна, обратившаяся в песок. Странно. Утыкалась в поле.

Выход из дома был в забор; за забором дом, в котором никто не живет, крепкий на взгляд, но ставни закрыты и заколочены. Из комнаты, где он спал, прямо в реку. Получалось, что только с реки, незаметная тропинка почти под окнами.

А с той стороны забора не было, грядки прямо переходили в поле.

Через поле; рожь ниже колена. Зеленая, в конце сентября. Дальше лес.

Лес был испещрен тропинками; по одной он вышел к избушке из жердей. Аляньчын спутал все карты. Встретиться с ним здесь он не хотел. Заглянул, но дальше порога не стал, противно. Такую сложить можно, был бы самый простой инструмент; но лес — Аляньчынов.

Просто побродил, оставляя себе знаки, на каждом повороте. Грибы нашел — лисички. Много. Собрал чуть, в карман. Те первые, которые принес, так и валялись в холодильнике, наверное, сгнили уже: жалкий улов, способный утолить гордость только городского; и — презрение и гнев деревенских. На то рассчитано.

В другом каталась пара яблок. Сахар по талонам. Яблоки не собирали; они валялись в огороде; она, в резиновых сапогах и штанах, спихивала граблями в яму.

Вышел на опушке, вдалеке поле — зеленым пятном, остальное все желтое. Лес — смешанный; оттого разноцветный. Лежал, распалив маленький костер. Поджечь Алянчыну времянку. Еще лес загорится. Нужна ли ему война с Алянчыном? Поджечь на хуй весь лес.

Соль, спички — в разных коробках. Лисички на пруте над огнем — почти несъедобно, но с солью и куском сухаря, еще с трассы перед самой деревней. Закусил яблоком.

Дождался, стало темнеть. Пока шел, опять полем, накатила туча. Хоть на четвереньки вставай дорогу ощупывай. Промахнулся и вышел на фонари, уже в деревне. Но дальше легко. Вниз, к реке; и оттуда.

Окно не заперто. Скрипнуло, влез.

Дождик накрапывал; вымок. В доме ходили. Щеколды никакой на двери.

Лежал в темноте. Постучат сегодня в окно или нет?

Дождь. Дождь усилился, стучал в окно.

11/ Часа в три ночи. Сел сразу — уже в привычку вошло.

Распахнул.

Лёня. Всунулся почти до пояса, быстро оглядел камору.

— Малая..? — шепотом. — Вспомнил: сказал, что не спишь с ней.

— Я такое сказал?

— Лезь.

Дождя не было. Вдоль реки и огибая второй дом, где никто не живет, вымок опять почти до пояса.

На дороге ментовский газик с одной включенной фарой. Трое вокруг, курили.

Пока думал, ноги шли, запинки не случилось.

Разглядев их, выбросили сигареты, синхронно полезли в машину, как в кино. Мент, если сложить всех, — вшестеро моложе. Жест Коле: на заднее сиденье; сам вскочил за руль.

Мощно пахло алкоголем и бензином.

Двадцать минут по колдобинам; вдруг выпрыгнули на трассу. На остановке кто-то замахал им.

— Не останавливайся, — вылез пассажир сзади. Лёня тем не менее вдавил тормоз.

— До поварота закинеце?

— А ты куда?

— В Ляўки.

— Дак и мы туда.

Непостижимым образом на заднем их стало четверо.

Мужика выпустили на самом краю.

— Ци то жоўты дом, — проявил тот разговорчивость. — Ци там у вас кончылося?

Водитель махнул, гуляй.

Переваливаясь ехали кругом, полем. Один раз почти в лес заглубились. На него падал всем грузом сидящий слева, когда машина ложилась набок. Вновь замаячили огни.

С возрастом он ошибся: тот, что на переднем с Лёней, — вообще дед. Второй какой-то инвалид. Лёня отстал; пальцем указал:

— Вильям (или — Виля: не разобрал), важный человек! Тракторист. Если надо… ну, лесину приволочь, ищи до обеда. — Говорил в полный голос. — После двух он спит, — заржал.

Третий, что сидел рядом с ним, шагал впереди всех; постучал кулаком, сразу вошел.

Большая зала: целая зала — просто дом без перегородок. Половики дорожки сбиты в кучу. У печки колесили две бабы: то ли плясали, а может, что-то искали. Возраста Гели, но сохранились хуже.

+ две девочки за столом. Отросшие черные у корней волосы; глаза подведены до самых висков. Эти девочки из вчерашней компании, узнал. При всем антураже, и вчера и теперь, во всей чудовищной раскраске они умудрялись выглядеть скромными.

Лёня прошел до печки, не раздеваясь.

— Что, Эфка? Показывай свое запрещенное производство. Пришли конфисковывать тебя. Вон, понятые.

— Яка я те Эфка! И нету у меня для вас ниякага производства, — баба в гневе навернулась грудью на стол на миску с капустой.

— Тише разговаривай. Читала в газетах? Коля Гималайский, лидер преступной опэгэ? Так вот это он.

Тетка вгляделась — но от многодневного пьянства глаза закрывались, махнула рукой.

Мужики между тем у двери, скидывали сапоги. Дед первым на лавку, седая борода, уцепился за ближнюю.

— Ай… дядя Федя. — Девочка проворно пересела.

Вторая баба, с бочкообразным колыхающимся туловищем, вдвинулась на ее место, прильнула к деду. — Федор Данилыч. Спиртку принесли?

— А нешта я тябе не узнаю.

— Так я Томка.

— Томка, што ль?

— Увези ты меня в город на скорой помощи — а то я не уеду!

— А вот Лёв тябе увязе… на машыне з мигалками. — Дед затрясся от смеха.

— Хватит брехать, — четвертый мужик вышел на центр, брезгливо ступая, обогнул липкую лужу. — Эфа, — тряхнул за плечи наладившуюся спать. — Налей.

— Что я тебе налью?

— В подпол сходи.

— И там нет ничего! — прихлопнула по капусте в сердцах.

— Так в магазине возьми. Запиши на меня, — в спину. Баба молча  покачалась к двери — прямо во двор босиком — нет, сунула сапоги на босу ногу.

— Вчера отмазался. — Лёня шатнул стол: сверху за гриф. — Сыграешь.

Гитара тоже вчерашняя. Подтянулись девочки, сели за Лениными плечами — справа и слева, как коты.

— Ты меня сперва накорми, баню нагрей, тогда я может еще подумаю, играть или нет.

— Что думать? Мы вон думали — вон, Марцынович. А они тоже думали. Не ломай целку. Вот можешь, про уток?

— Руки. — А пальцы уже пробовали сочетания, одновременно перебирал: что бы такое, чтоб их сразу высадить. И что бы самому хотелось?

Тарарарара, тада, тада-там. Тарарарара, тада, тада-там… Па-пара-па… пара-па… опа-рапа… пара-па…

Хиппи вышли на работу.

Взяли по бензопиле.

Сталкер взял два