определить, чем он болен – корью, свинкой или бубонной чумой.

– А чем больна моя дочка? – испугалась мама.

– Я выписал ей капли «тяп-тяп», – сказал доктор Кракс. – Их импортируют из Перу. Давать по десертной ложке семь раз в день.

Спускаясь по лестнице и пряча в бумажник десять рублей за визит, Кракс сразу же позабыл про Тату. Он подумал: «Почему лестницы пахнут котами, а коты котами не пахнут?.. Тьфу! Что за ерунда!.. Не об этом надо думать!» И, выйдя на улицу, подошёл к своему «Москвичу»

За передним стеклом «Москвича» висела куколка, а над задним стеклом свешивалась бахрома; такой обыкновенно украшают гробы. Открыв дверцу, Кракс с трудом втиснулся и снял громадный замок с цепи, к которой был прикован руль, чтобы машину не украли.

Вставив ключ, Кракс включил зажигание и нажал на стартер. Машина затряслась мелкой дрожью… Внезапно какой-то человек с чемоданчиком открыл дверцу.

– Что такое? – недовольно спросил Кракс.

– Позвольте взглянуть на вашу куклу.

Не дожидаясь ответа, незнакомец протянул руку и, не снимая куклу с резинки, внимательно её осмотрел.

– А что, нельзя? – опасливо спросил Кракс, приняв незнакомца за сотрудника автоинспекции.

– Валентина… – задумчиво сказал тот.

– Что?!

– Ничего, извините, – сказал человек с чемоданчиком и. направился к парадному подъезду.

Высунувшись, Кракс поглядел ему вслед.

– Странная личность. А-а, да это, кажется, тот самый, про которого говорят, что он…

Профессор элоквенции на мгновение задумался. Если бы он пораздумал побольше и вспомнил всё, что слышал про этого человека, – может быть, того, что потом произошло, не произошло бы, и мы никогда не узнали бы, кто такие куклы и из чего они делаются. Но Кракс легкомысленно сказал:

– А, ерунда! – махнул рукой и поехал.

Стоя в подъезде, человек с чемоданчиком внимательно смотрел ему вслед; позади на кузове «Москвича» долго ещё виднелся восклицательный знак, как свидетельство того, что это начинающий водитель и его должны остерегаться все остальные автомобилисты.

2

Сунув рецепт в сумочку, Галина Ивановна (так звали Татину маму) сказала:

– Таточка, доктор выписал тебе новое лекарство… Такое хорошее… Сразу поправишься! Я – в аптеку.

Увидев, что дочка готова заплакать, она добавила:

– Ну, какая трусиха!.. Чего ты боишься? Ведь Лиля дома! Как тебе не стыдно! Я оставлю дверь открытой! Я скоро приду!

И уже в дверях сказала строго:

– Только, если кто позвонит, не открывай! Слышишь? Тебе нельзя вставать! Не встанешь? Даёшь слово?

– Честное слово! – сказала Тата.

Проходя по коридору мимо Лилиной комнаты, мама сказала:

– Лилечка! Если кто придёт, – открой! Хорошо, Лилечка?

Стоя на стуле перед буфетом, Лиля ела вишнёвое варенье столовой ложкой; не переставая жевать, она посмотрела на Галину Ивановну холодными глазами.

Мама ушла. И Тате сразу стало страшно. Она поёжилась, вытянула голову, прислушалась.

Зловеще потрескивала мебель. Потом что-то забилось и зацарапалось в окне. Это была оса, похожая на тигра. Тата смотрела на неё широко раскрытыми глазами. Страшно! И главное, никого нет! Только одна кукла! Она сидела на Татиной кровати, прислонённой к спинке, в ногах. Эта кукла была повар, в колпаке, с пришитой жестяной поварёшкой. Боязливо поглядывая на окно, Тата взяла повара.

– Здравствуйте, Тата, – сказала она самым низким голосом, каким только могла, и наклонила голову повара.

– Здравствуйте, Пётр Петрович, – ответила Тата тоненьким голосом.

И стала говорить то за себя, то за повара.

– Как ваше здоровье? – вежливо спросила она у себя.

– Спасибо, хорошо. Меня укусила оса. Тошнит, голова болит, всё время чихаю…

Вдруг – с чего бы это – с потолка посыпалась штукатурка.

Тата испуганно втянула голову в плечи и поглядела сначала на потолок, потом на куклу.

– Что? Боишься? – спросила повара Тата.

– Боюсь…

– Ха-ха-ха! Какой глупый! – неестественно бодрым голосом сказала Тата. – Чего ты боишься?

– А вдруг… из угла выскочит мышь?

Девочка опасливо скосила глаза под шкаф, откуда выглядывали мохнатые комочки пыли.

– Тогда ты… ка-ак хватишь её поварёшкой!

– А вдруг… дверь откроется, а там… – Тату даже затрясло, когда она об этом подумала. – А там… никого нет!

– А чего ж ты боишься, раз никого нет! Ха-ха-ха! Какой глупый!

– А вдруг… а вдруг… сейчас возьмёт и придёт… волшебник?!

– Ха-ха-ха! – сказала Тата. – Волшебников нету!

– Да-а, нету! Вот сейчас ты говоришь, а он сидит под кроватью и подслушивает!

Тата свесилась и заглянула под кровать, чуть не свалившись. Её косичка коснулась пола. Под кроватью валялся мячик и стояли ночные туфли.

– Ха-ха-ха! – сказала она. – Там никого нету!

– Чшш! – сказала Тата пронзительным шёпотом непонятно за кого – за себя или за повара. – Я знаю, где он! На лестнице… Сейчас ка-ак позвонит!

И вдруг на самом деле раздался звонок. Тата спряталась под одеяло. Никто не открывал.

А Лиля за стенкой, как ни в чём не бывало, забарабанила на рояле.

Позвонили ещё раз. Одеяло зашевелилось, из-под него выглянули испуганные глаза Таты и нос. Но Лиля всё так же гремела по клавишам. Опять позвонили – долго и настойчиво. Тогда только Лиля соскочила с круглого стула и подошла к двери.

– Кто там? – недовольно спросила она.

– Могэс, – сказал спокойный голос.

– Не можете пять минут подождать! – грубо сказала Лиля, открыла дверь и впустила того самого худощавого человека с чемоданчиком, что заглядывал в машину доктора Кракса.

Ткнув пальцем в счётчик, висящий в коридоре, Лиля убежала в комнату. И оттуда опять загремел рояль.

Могэс посмотрел в дверь напротив и увидел Тату. А Тата увидела Могэса: он глядел на неё так пристально, что потом, когда её просили рассказать, она не могла вспомнить ничего, кроме глаз. И другие, которые видели Могэса, никогда ничего не могли вспомнить, кроме его глаз. Вот как пристально он смотрел! Улыбнувшись Тате, Могэс притворил дверь.

У Таты отчаянно заколотилось сердце. Сама не зная зачем, она спрыгнула с кровати и в одной рубашке прокралась к двери.

Переступая на холодном полу с ноги на ногу, она прижала глаза к замочной скважине, но ничего особенного в передней не увидела: Могэс открыл чемоданчик, вынул клеёнчатую тетрадку, рядом с которой почему-то лежали две куклы, осветил фонариком счётчик, где, потрескивая, двигалось красное кольцо, и стал что-то записывать.

Сквозь замочную скважину Тате была видна открытая дверь в Лилину комнату. Лиля сидела за роялем и грохотала. Ей нравилось, когда гремело. Лучше всего она достигала этого, бросаясь на клавиши всей рукой от пальцев до локтя. При этом она держала ногу на педали, чтобы гром долго не